Выбрать главу

— Не плачь. У тебя такие удивительные глаза. Жаль мутить их слезами. — Голос скользил, словно шелковая сеть. Он обхватил ее крепче, прижал ближе. Их лица почти соприкасались, и он мог бы поклясться, что увидел тот самый момент, когда здравый смысл покинул ее детское мышление, оставив за собой лишь безрассудное неопытное желание.

Вампиры, по крайней мере те, кто уважает собственное достоинство, никогда не кормятся, кем попало. К этому надо иметь определенное призвание, определенную склонность быть уничтоженной. В этот раз он сорвал джекпот. Пусть пока вместо отчаяния погибшего таланта он вберет в себя обыкновенную горечь разбитого сердца, но, по крайней мере, ему обеспечен изысканный ужин.

— Кто… — Последняя капля терпения впиталась в гранит его древнего сердца. Он прервал ее сбивчивую речь жадным, требовательным поцелуем. По ее щекам катились слезы облегчения, оставляя на рукавах серой мантии черточки темных следов. Не прерывая поцелуя, он разорвал на ней пальто, сжал в кулаке еле заметную под рыбацким свитером грудь. Она не пыталась его остановить, она отдавалась ему целиком.

Он распустил пряжу, мысленно отметив, что впервые за несколько сотен лет девушки снова не носят дурацких, по его мнению, бюстгальтеров. Прикосновение молодой неопробованной кожи обожгло его, и он наконец позволил голоду взять свое. Он отнял губы и в последний раз посмотрел на помутившееся в игре воспоминания лицо.

— Элизабета… — Это были его последние человеческие слова. Глаза разомлевшей девочки распахнулись, как по щелчку, но было поздно. Он бросился на нее, прижав всем своим весом к жесткой спинке скамьи, и, накрыв ладонью рот, заглушив не успевший раздаться жалобный крик, впился прямо в крошечную, пронизанную драгоценными зелеными жилками грудь.

Эйфория длилась минуту. За пару глотков он высушил ее до капли и теперь, отстранившись, равнодушно взирал на нее, тонкую, безвольную, и безжизненную, сверху вниз.

Ничего общего с Элизабетой. Не то, не то. Что же, по крайней мере, в груди поутихла жаровня, и теперь он может спокойно полюбоваться на суровое, прекрасное зимнее море, обрамленное, словно в византийскую тиару, в городские огни.

Он уложил голову еще теплой незнакомки себе на колени, откинулся на скамью, и, глядя в ржавое небо, принялся с ленивой нежностью перебирать спутанные завитки самой дорогой на свете платины.

— Элизабета, пойми меня, Элизабета… — прошептал Деметрий на своем родном наречии, забываясь в кратковременном покое. — Я лишь хочу получить то, что однажды упустил…

========== Глава Шестнадцать ==========

Эмметт беспечно насвистывал под нос мелодию из популярного фильма, ловко отправляя остатки дубового стола в ласкающие объятия занимающегося пламени. Щепки с треском разлетались по паркету, но Эсме не сказала неаккуратному сыну ни слова, с осторожностью вынимая блестящие стальные ножи из досок, столешницы и даже хлебницы. Она неспешно прибралась на кухне и прошествовала в мягкую гостиную, в последний раз засматриваясь на резные деревянные ножки, что упрямо поглощало нещадное пламя. Эсме опустилась на колени возле черепков разбитой вазы и стала укладывать их в прозрачную миску; она не чувствовала ни злости, ни огорчения — предметы интерьера волновали ее столь незначительно, что она, не моргнув, отдала бы дом на сожжение, если бы это гарантированно защитило всю их большую семью.

В доме стояла непривычная тишина. Елеазару требовалось время, чтобы осмыслить произошедшее и оценить грядущие перспективы после неожиданного визита высокопоставленной свиты; в последний раз их с Кармен видели на берегу реки, которая только начала обрастать первой наледью. Белла была преисполнена множеством опасений и тотчас же уехала за Ренесми в резервацию, в то время как Эдвард безмолвно мерил шагами комнату; он был единственным, кто видел картину целиком и несколько винил себя в том, что так редко бывал в Большом доме. Быть может, ему бы удалось объяснить странное поведение Элизабет, а затем и разгадать ее эксцентричного одноклассника. Вряд ли он бы мог предотвратить тщательно спланированный визит Вольтури, но уж точно облегчил бы задачу отцу. Теперь же он всматривался в яркую киноленту будоражащего сна, что зародилась в глубинах сознания спящего ребенка, девушка бессвязно бормотала и вздрагивала каждую новую секунду, а вместе с ней приходила в движение и Таня. Обеспокоенная вампиресса смачивала пылающий лоб влажным полотенцем, одновременно с этим продолжая осыпать дочь успокаивающими речами. Эдвард никогда не видел Таню такой по-человечески уязвимой, обеспокоенной, ранимой. Он даже и представить себе не мог, что она может быть такой; маска исключительности была оставлена за ненадобностью.

— Мам, накидать дров вам в камин? — Эмметт поднялся с пола, держа в руках увесистую кипу из тонких ножек и неровных досок.

— Будь добр, дорогой, — тепло отозвалась она, и вампир с готовностью потрусил наверх. Эсме собрала совком мелкие осколки и поднялась, внимательно прислушиваясь к беседе, которая вот-вот могла изменить жизнь еще одного ребенка. Вот бы только изменить, а не загубить…

На третьем этаже разместилась небольшая комната для неожиданных гостей, и на связанном крупными спицами покрывале восседал молодой человек — он старался держаться спокойно, не бросаться с миллионом вопросов, потому что понимал: тайн здесь больше, чем он способен осилить, а самая главная может запросто лишить его головы. На этот раз — навсегда. Доктор Каллен все время обращался в слух: его тревожил беспокойный сон Элизабет, ведь от такого количества лекарств она давно должна была заснуть крепко и надолго. К тому же ему требовалось позаботиться и еще об одном человеке, который мог получить существенную травму о треснувшее стекло. Доктор видел, как трудно Алексу усидеть на месте, как невысказанные вопросы рвутся наружу, но все же продолжал спокойно реагировать на его живость и не спешил начать трудный разговор. Они еще успеют поговорить с глазу на глаз, а сегодняшний вечер и так переполнен событиями.

Джаспер с наигранным интересом изучал одну из толстых книг, что таилась на небольшой книжной полке в гостевой комнате; вампир изумлялся яркости и количеству эмоций, что захлестывали молодого человека. Помимо непонимания и огромного интереса, из Алекса буквально сочилось чувство вины, а от крайней физической и эмоциональной измотанности он был невероятно подавлен. Идеальное состояние, чтобы вогнать его в сон. Вампирам нужно еще немного времени, чтобы осмыслить происходящее. Возникало слишком много вопросов, ответы на которые были скрыты в связи с несвоевременным появлением Квилетов; видения Элис превратились в смазанную неразбериху. Были большие сомнения в честности методов, которые в итоге предпримет Аро, даже несмотря на то, что в его благоразумность уверовал Карлайл. Фитиль, ведущий к пороховой бочке, был подожжен этим вечером. И никто не знал, когда все окончательно взлетит на воздух.

Доктор проверил реакцию зрачков и убедился в том, что ушиб мягких тканей головы отсутствует. На вопрос о самочувствии парень ответил невнятным кивком и было хотел что-то спросить, как внизу раздался хриплый, страдальческий крик девушки. Джаспер неосознанно обернулся и отложил непутевую книгу, считывая ту череду эмоций, что тянулась из одного сознания и переливалась в другое. Алекса передернуло, и он неосознанно соскочил с постели, впиваясь в дверь бездумным взглядом: его колотило, он хрипло дышал и словно пытался прогнать из головы дурные мысли. Джаспер осторожно приблизился к парню и кивнул Карлайлу — здесь он справится и сам. Джасперу потребуется немало времени, чтобы окончательно обуздать эмоции мальчишки-эмпата.

Ее истошный крик еще не успел оборваться, как Карлайл уже оказался снаружи. Он бы с легкостью пересек пространство дома за несколько секунд, если бы не старший сын, возникший у основания лестницы.

— И часто ей снятся такие сны? — Эдвард выглядел встревоженным и одновременно с этим подавленным. Карлайл положил ладонь ему на плечо и безмолвно кивнул.