Марвел протяжно вздохнула. Она прижала ладонь ко лбу, словно мучаясь от мигрени, а потом все же остановила серьезный взгляд на мне.
— Что ж. Да, Элизабет. Тогда на пароме у нас состоялся серьезный разговор. И Карлайл выдвинул новую, достаточно правдоподобную версию того, как именно произошла авиакатастрофа.
— Новую? — переспросила я, округляя глаза от того, что у них был список версий
— Меньше знаешь — крепче спишь, Лиззи. Мне вообще не стоило обсуждать это с тобой.
— Это моя жизнь, меня это касается в первую, что ни на есть, очередь! — Я практически перегнулась через стол, пытаясь удержать на себе ее взгляд. Таня поглядела на меня с превосходством. Иногда мне казалось, что она наслаждается этим ключевым различием между нами, в том, что я — человек, она — вампир, она — мать, я — дочь, она — всезнающая, я — обречена на догадки.
— Даже и не пытайся, мышонок. — Я безнадежно кивнула.
— То есть выходит, что и здесь я не в безопасности. Зачем тогда вообще было уезжать?
— Затем, что в Денали ты была бы в еще большей опасности.
— Тогда тебе нужно остаться здесь. Чтобы меня защитить, — вскинула я брови.
— Я не могу здесь остаться, Лиззи. Ты меня слышала. — Был ее короткий ответ, за которым не последовало никаких разъяснений и лишь легкое клацанье электронных клавиш.
— Почему же? Вот почему?
— Что за провокационный тон, дорогая? Неужели ты пытаешься вывести меня из себя? — она вскинула бровь и выглядела невероятно заинтересованной. — Ты же знаешь, это невозможно. И поверь, ты не хочешь видеть меня, когда я злюсь.
Мы замерли в молчаливом противостоянии над пахучей деревянной столешницей. Что-то в дрожании Таниной челюсти, в жадности ее глаз напомнило — она никогда не сможет понять меня до конца. Что-то стояло между нами, жесткое, непрозрачное, непреклонное, будь то возраст или тот тщательно игнорируемый факт, что мы разных биологических видов. Словно почуяв мое разочарование, она сменила гнев на милость — вот только и тему ожидаемо сменила.
— Какая же ты у меня упрямая, детка. — наигранно мягко произнесла она. — Не забудь доесть. — Она указала на практически нетронутую тарелку с макаронами, которые не вызывали у меня и намека на аппетит.
— Я больше не голодна, — отмахнулась я и собрала остатки смузи со дна с раздражающим хлюпаньем.
— Как же ты любишь устраивать полемику! — Таня резко встала и, сцапав меня за запястье и хлопнув пачкой долларов о барную стойку, потащила на улицу к скучающему на пасмурной парковке Порше.
— И как все это понимать? — нахмурилась я, забираясь на пассажирское сидение машины и еле успевая захлопнуть дверь, прежде чем аметистовый красавец сорвался с места. — Таня? — Ответа не последовало.
— Ну, что опять не так, Лиззи?
— Что опять не так? Ты не отвечаешь на мои вопросы! Вылетела из кафе, как фурия, всех посетителей распугала!
— Потому что ответ на свой вопрос ты и так знаешь. Я не могу оставаться в этом городе. Точка. Разговор окончен, — твердо произнесла она и практически вдавила педаль в пол, стоило нам миновать официальную черту города.
— Ну, не будет тебя дома, когда в гости нагрянут эти ваши «Вольтури»! — я изобразила пальцами кавычки, и Таня с какой-то странной злобой ощерилась на мой жест. — Неужто они сразу решат, что ты что-то скрываешь? Кейт и Гаррет постоянно путешествуют!
— Я должна быть дома в этот момент, Лиззи. Это все, что я скажу тебе по этому поводу. Разговор окончен, — процедила она сквозь зубы, и я скрестила руки на груди, несколько секунд рассматривая сливающийся в одно сплошное зеленое полотно проносящийся лес.
— Мне совершенно не нравится ни обстановка сейчас, ни этот город, ни перспектива походов в школу, ни тот факт, что ты меня здесь бросаешь! — процедила я, хмурясь.
— Жизнь не состоит из одних только удовольствий.
— И все равно мне не нравится, что вы нагородили вокруг меня секретов и делаете вид, что защищаете! Это… это обесчеловечивает!
— Если тебя так уж сильно беспокоит теория Карлайла и хочется подробностей: его самого ты можешь пытать сколько угодно. Я, со своей стороны, с материнской стороны, Лиззи, не могу даже вслух произнести то, что сложил из составных частей Карлайл. Мне не под силу даже думать об этом. — И тогда я распознала в её голосе неподдельный страх. Прямо как в ту ночь, когда она объявила мне о переезде.
Я сглотнула и попыталась разглядеть ответы на вопросы в легкой дрожи ее изящных, словно вытесанных из слоновой кости пальцев. Лишь бы не раскрошился в ее ладонях кожаный руль…
— Ты говоришь об обесчеловечивании, Лиззи, — наконец произнесла Марвел тихо. — Я взрослая женщина. У меня есть некоторые потребности. Я научилась скрывать свою сущность в Денали. Но здесь любой мужчина может меня расколоть. Их слишком много, и все соблазнительны, я не смогу сдержать аппетиты — и меня раскроют. По коже, по глазам, по отказам кормиться в сальных ресторанах, и тогда… К тому же, Лиззи, посмотрим правде в глаза. Ты никогда не давала мне иметь личной жизни. Даже дома.
— Что?! — Я задохнулась, в лицо словно плеснули горячими помоями. — Хороша мать, скажешь тоже! Ты бросаешь меня из-за недотраха? Я тут загибайся от скуки, а ты скоренько побежишь к Оскару? Или к Доминику? А может, к Эвану? Еще хорошо, если не ко всем сразу.
— Не смей так со мной разговаривать! — Таня так резко вильнула в другую полосу, что я стукнулась виском об окно. Я тихо ойкнула, но она не рассыпалась в извинениях, как обычно. Остаток поездки прошел в напряженном безмолвии.
— Высади меня на крыльце, — попросила я, когда под колесами вместо привычного гладкого асфальта стал шуршать гравий.
Машина плавно затормозила у лестницы, ведущей к широким створчатым дверям, и в ту же секунду я выскочила из теплого салона и стрелой взлетела по лестнице, наугад открывая дверь в новую комнату. Довольно с меня разговоров на сегодня.
«Я лишь пытаюсь тебя защитить!» — что за вздор?! Каким образом она меня защищает, отправляя на настоящее растерзание в этих школьных коридорах, среди толп беспечных и одновременно жестоких одноклассников. Мы не привлекали ничье внимание среди бесконечных ледяных пустынь Денали, хотя весьма часто бывали и в Анкоридже, и в Фэрбенксе, да даже в Джуно! А сейчас… Меня снедала тревога от одной мысли, что придется находить общий язык с одноклассниками, что мне станут задавать вопросы о родственниках, и мне придется насильно вызвать в память лица погибших родителей и, главное, брата. Арчи был хуже их всех. Каждая мысль о нем выжимала меня, как тряпку. В порыве слепой ярости я бросила на диван тяжелое пальто и уселась у окна. На ногу с кресла мне свалилась декоративная подушка, и я отшвырнула ее в другой угол комнаты. За толстым стеклом весело заливались лесные птицы, но их беззаботная болтовня, позабавившая бы меня еще пару дней назад, лишь разжигала чувство жгучей обиды.
Как изумительно Таня себя контролировала: этот спокойный, вкрадчивый тон, неизменная очаровательная улыбка — ни одному мужчине было не под силу противостоять ее чарам. Я не была исключением, и частенько не могла отделаться от ее гипнотического воздействия, но сейчас, когда она фактически выставляла меня беспомощным котенком на всеобщее обозрение, я чувствовала, что в этот раз промолчать не смогу. Как бы мне не хотелось, чтобы мир между мной и моей новой матерью был нерушим.
«Пытай Карлайла сколь угодно долго…» — я фыркнула и весьма живо представила себе эту картину: я фурией влетаю в его кабинет, и требую объяснений, а вместо конструктивного диалога меня закатывают в смирительную рубашку и отправляют дожидаться Таню в мягкой постели напротив панорамных окон. С моих губ сорвался какой-то нервный смешок, и я встряхнула головой, уверенно следуя к неразобранном чемодану и усаживаясь подле него по-турецки. Неровными стопками рядом со мной росли книги и блокноты, грозясь, подобно Пизанской башне, свалиться в одночасье наземь.