— Необходимо открыть шторки иллюминаторов, — стюардесса наклонилась над нашими креслами, и я едва ли не подпрыгнула от неожиданности, чувствуя, как внутри нарастает тревога. Приземление было еще страшнее ровного полета.
— Мы откроем их перед посадкой, — категорично объявила Таня. — У меня светобоязнь, — объяснила она, и стюардесса с коротким кивком и скупой улыбкой удалилась дальше.
— Долго еще? — прошептала я едва слышно, чувствуя как от голода и одновременной тошноты болезненными спазмами сводит желудок.
— Меньше получаса, — коротко ответила она, и я со вздохом откинулась на спинку кресла, готовясь к окончательному раунду моих душевных метаний внутри летающей коробки.
Самолет всей своей огромной алюминиевой тушей нырнул вниз, и мои внутренности моментально подбросило к самому горлу, заставляя глаза расшириться, а вспотевшие ладони вцепиться в Таню, единственное существо на борту, способное выйти отсюда живым при любых обстоятельствах. Спокойный и уверенный голос пилота объяснил эту встряску встречей с нисходящими потоками и рассказал, что в Сиэтле нас ждет туман и, возможно, дождь.
— Попей немного, вдохни поглубже. Мы скоро сядем, обещаю, — заверила она и ледяная ладонь прошлась по моим волосам, останавливаясь на щеке. По моему лицу разметались беспорядочные пряди, что выбились из неряшливой косички, которую я с десяток раз пыталась завязать дрожащими руками в зоне ожидания аэропорта, чтобы отвлечься. В общей сложности мы пробыли в терминале не больше двадцати минут, прежде чем подняться на борт. — Обратно домой я повезу тебя на круизном лайнере — или после Титаника все же не стоит? — Я стрельнула на нее сердитым взглядом, не поддаваясь на очаровательную улыбку вампирессы.
— Это невыносимо, Таня… Меня… Будто прокручивают через мясорубку! Будто товарный поезд проехался по мне всем своим весом!.. — я стиснула челюсти и крепко зажмурилась, одновременно пытаясь размять закостеневшее тело и шею, которые были настолько напряжены, что буквально ныли от боли. Перед глазами стоял совершенно другой самолет, противоположный класс и бесспорно другой сосед, который искренне радовался детскому набору с мелками, раскрасками и настольными играми, вместо того, чтобы изучать платья стоимостью с десяток тысяч евро, и, вероятно, составлять список покупок на следующий месяц.
— Лиззи. Посмотри на меня, — горячо зашептала Таня, и ледяные ладони приятно остудили пылающие щеки, два светящихся золотом глаза с тревогой скользили по моему лицу — не было ни единого шанса вырваться из ее хватки. Две острые скулы четкими полосами выступили на ее напряженном лице, а между аккуратными бровями залегла тонкая складка. — Меньше чем через полчаса мы сядем, сойдем с этого самолета и больше никогда я не заставлю тебя летать, обещаю. Включи музыку, закрой глаза и попытайся забыть, что ты в самолете.
Мои губы скривились в горькой гримасе, и я закрыла глаза, слабо качая головой — она все еще держала мое лицо в своих ладонях. Таня обреченно вздохнула и, наверняка, закатила глаза, прежде чем меня отпустить. С металлическим звоном ее ремень расстегнулся, и она дотянулась до моей сумки, что стояла под креслом, с легкостью находя там айпод и ярко-красные наушники. Когда в моих ушах заиграл Вивальди, я правда попыталась последовать ее совету: закрыть глаза и думать о чем угодно, только не о…
Я нехотя открыла глаза вновь, когда вокруг нас стало чуть больше света — вот только вместо ласковых солнечных лучей, осторожно подкрадывающихся к спрятанной под кожанной перчаткой ладони вампирессы, в овальных окошках виднелась лишь непроглядная серость. За бортом словно распространялся густой, маслянистый дым. Я в оцепенении стянула с головы наушники и с едва слышным грохотом они свалились на пол — Таня словно в замедленном действии перевела на меня свой взгляд и ее губы зашептали какие-то слова.
На одну короткую секунду я просто не могла поверить, что это происходит снова — вместо смертельного ужаса я словно приросла к месту — в ушах стоял тихий навязчивый звон смешивающийся с оглушительными ударами истошно колотящегося сердца.
В этих маленьких окошках я видела лишь мерцающие, чуть подернутые пеленой дыма проблесковые маячки красного цвета на концах крыльев и часть турбины самолета, истошно жужжащую во время приземления. Серые клубья этого их так называемого «тумана» окутывали белоснежные крылья, сталкивались с закрылками, которые то и дело исчезали из поля зрения, а когда появлялись — тряслись словно в лихорадке. Густой непроницаемый туман больше походил на едкий дым от покрышек, нежели на те легкие завихрения над рекой, что часто можно было наблюдать ранним утром. Несмотря на этот непроглядный ужас, самолет уверенно тянул свой алюминиевый корпус к земле, все чаще сотрясаясь и вздрагивая одновременно с моим телом, которое застряло в какой-то прострации между отчаянием и беспамятством.
Стойки шасси с резким ударом встретились с землей и вдоль полосы замелькала вереница желтой подсветки, виднелось горящее яркими огнями массивное здание аэропорта, часть которого была полностью застеклена. Мое тело неприятно вдавило в сидение, и я чувствовала, как мы замедляемся под оглушительный шум гудящих в режиме реверса двигателей. В задней части салона пассажиры адресовали пилотам аплодисменты — я же чувствовала себя как раздавленный солдатским ботинком лимон, раскинувшийся в мягком кожаном кресле на борту новейшего Боинга.
— Боже мой, Лиззи? Ты меня слышишь? — не на шутку встревоженный голос Тани звучал словно из вакуума, а к моим сжатым губам подталкивали бутылку с водой. В салоне появилось искусственное освещение, неприятно слепящее уставшие глаза, и помимо обеспокоенного лица белокурого ангела, я видела обескураженную стюардессу, интересующуюся о необходимости скорой помощи. — У моей дочери аэрофобия. Просто дайте нам сойти на землю. Прямо сейчас!
Было похоже, что за время полета панический страх выжег из меня способность нормально передвигаться и мыслить — Тане фактически приходилось тащить меня за собой, с чем она справлялась без труда, успевая пройтись уничижительным взглядом по безвкусно подобранному сочетанию платья и туфель девушки, которая уже сладко болтала с кем-то по телефону, а также сдвинула с пути мужчину, занятого сбором своих бумаг прямо в проходе. Мы первыми очутились в крытом переходе, который тянулся к основному зданию словно земляной лаз.
— Остановись, прошу тебя… — бессильно прошептала я и потянула ее к длинному подоконнику вдоль череды панорамных окон. Работники таможенной службы внимательно оглядели нас, как первых пассажиров и были готовы принять, вот только мои силы были на исходе. Без зазрения совести я забралась с ногами на низкий каменный подоконник и спрятала лицо между коленей, каждые несколько секунд вздрагивая всем телом и пытаясь избавиться от чувства парящих внутри органов, то подпрыгивающих вверх как йо-йо, то вдавливающихся в спинку сидения как на пассажирском сидении скоростного болида.
Таня присела рядом и попыталась найти слова утешения, которые я пока была просто не в силах воспринять; тем временем зал наполнялся гулом голосов пассажиров с нашего рейса, а за окном каждые несколько минут взмывал в небо или садился очередной белоснежный лайнер, исчезая в молочной дымке в паре метров над землей. Иногда мое внимание настолько рассеивалось, что в ушах снова начинали монотонно гудеть двигатели, а живот казался перетянутым этим жестким, неудобным ремнем.
Я встрепенулась от пары ледяных рук, что обвили мои плечи, и оказалась прижата к ледяной груди. Прохладные губы Тани осторожно коснулись моей щеки, и она пробежалась кончиками пальцев по моим волосам.
— Все закончилось, мышонок. Идем, нас должно быть уже заждались, — ласково произнесла она и приложила свою миниатюрную ладонь к моей щеке.