Прежде чем стать первым на земле убийцей, я познал неблагодарность, несправедливость и разъедающую сердце обиду. Я трудился без устали, чтобы скупая земля давала нам пищу, я изобретал для счастья людей плуги и лемехи, которые заставляют ее плодоносить, я возродил для них среди тучных полей и цветущих садов Эдем, который они утратили, я принес им в жертву свою жизнь. О низость человеческая! Адам не любил меня! Хева не могла забыть, что была изгнана из рая за то, что произвела меня на свет, и сердце ее, закрытое для меня, безраздельно принадлежало Авелю. А он, всеми обласканный и заносчивый, смотрел на меня как на слугу: Адонаи был с ним, чего же ему еще? Так, пока я орошал своим потом землю, на которой брат мой чувствовал себя царем, он жил в праздности и неге и пас свои стада, окутанный дремотой под сенью смоковниц. Я сетую: родители наши твердили о справедливости Божьей; мы принесли Ему жертвы, но моя – снопы пшеницы, которую я вырастил своими руками, и первые летние плоды, – моя жертва была с презрением отвергнута… Так ревнивый Бог всегда отталкивал дух мыслящий и созидающий, отдавая власть вместе с правом угнетать себе подобных умам заурядным. Остальное тебе известно, но ты еще не знаешь, что Адонаи, отвернувшись от меня, хотел обречь меня на бесплодие и отдал в жены юному Авелю нашу сестру Аклинию, которой я был любим. Так началась на земле борьба джиннов, или сынов Элохимов, рожденных стихией огня, с сынами Адама, вылепленного из глины.
Я погасил факел Авеля… Адам возродился позднее в потомстве Сифа; дабы искупить свое преступление, я стал благодетелем сынов Адама. Нашему племени, во всем превосходящему их, обязаны они всеми искусствами, ремеслами и познаниями об окружающем мире! Вотще! Просвещая их, мы сделали их свободными… Адонаи так и не простил меня; Он ставит мне в вину и неискупимый грех один разбитый глиняный сосуд – Он, который погубил тысячи жизней в водах потопа, Он, который, дабы истребить людей, посылал им столько тиранов! Тут могила Адама заговорила.
– Ты, – произнес голос из глубин, – ты породил на земле убийство; Бог преследует меня в детях моих за кровь Хевы, что течет и в твоих жилах, кровь, которую ты пролил. Из-за тебя Иегова послал на землю священников, приносивших человеческие жертвы, и царей, жертвовавших жизнями священников и воинов. Придет день – и Он породит властителей, которые внесут раздор между племенами, между священниками и самими царями; и потомки скажут тогда. – «Это Каиново семя!»
Сын Евы заметался и поник головой.
– И он тоже! – воскликнул он. – И от него нет мне прощения!
– Никогда! – ответил голос, и донесся из бездны затихающий стон: – Авель, сын мой Авель, Авель!.. Что сделал ты с твоим братом Авелем?..
Каин катался по земле, которая отзывалась звоном, и в отчаянии раздирал себе грудь…
Таковы муки Каина, так наказан он за пролитую кровь.
Охваченный стыдом, любовью, состраданием и ужасом, Адонирам отвернулся.
– А что сделал я? – заговорил, качая головой под высокой тиарой, старец Енох. – Люди бродили по земле подобно стадам – я научил их обтесывать камни, строить большие дома, объединяться в городах. Я первым открыл им великую силу общества. Я собрал и сплотил этих дикарей… я оставил целое племя в моем городе Енохии, руины которого и сегодня поражают взгляд ваших вырождающихся народов. Только благодаря мне Сулайман воздвигает храм во славу Адонаи, но этот храм его и погубит, ибо Бог иудеев, о сын мой, узнал дух в творении рук твоих.
Адонирам поднял глаза на эту огромную тень: у Еноха была длинная, заплетенная в косички борода; тиара его, перевитая алыми лентами и украшенная двойным рядом звезд, была увенчана шипом, заканчивающимся клювом грифа. Две ленты с бахромой ниспадали на его волосы и хитон. В одной руке он держал длинный жезл, в другой – наугольник. Своим гигантским ростом он возвышался над отцом своим Каином. Рядом с ним стояли Ирад и Мавъяил; волосы их были перехвачены простыми лентами, руки обвивали браслеты. Один из них некогда покорил воды источников, другой обтесал кедры. Мефусаил создал буквы и оставил книги, которыми потом завладел Идрис и укрыл их под землей – книги «Тау»… На плечи Мефусаила был наброшен священный плащ, на боку висел меч, а на его сверкающем поясе сияла написанная огненными штрихами буква Т – знак, объединяющий всех владеющих ремеслами, потомков духов огня.
Адонирам смотрел на улыбающееся лицо Ламеха, чьи руки были покрыты сложенными крыльями; выглядывающие из-под них узкие ладони лежали на головах двух сидевших у его ног молодых мужчин. Тувал-Каин между тем покинул своего подопечного и вернулся на свой железный трон.
– Ты видишь славный лик моего отца, – сказал он Адонираму. – Те, чьи волосы он гладит, – сыновья Ады: Иавал, который раскинул шатры и научился сшивать верблюжьи кожи, и мой брат Иувал, который первым натянул струны на гусли и на арфу и сумел извлечь из них звуки.
– Сын Ламеха и Силлы, – отвечал Иувал голосом мелодичным, как пение ветерка летним вечером, – ты велик в сравнении с твоими братьями, и ты царствуешь над предками твоими. От тебя пошли все ремесла и искусства мира и войны. Дав людям золото, серебро, медь и булат, ты дал им плоды с древа познания. Золото и железо вознесут их на вершины могущества, но они же и погубят их, и это будет нашей местью Адонаи. Хвала Тувал-Каину!
Многоголосое эхо ответило на этот возглас со всех сторон; легионы гномов долго еще повторяли его вдали, а потом принялись за работу с удвоенным усердием. Гулко стучали молотки под сводами вечных мастерских, и сердце Адонирама… ремесленника, попавшего в мир, где ремесленники были царями, наполнилось ликованием и гордостью.
– Дитя рода Элохимов, – обратился к нему Тувал-Каин, – мужайся, слава твоя в твоем рабстве. Твои предки сделали ремесла человеческие грозной силой, потому наш род был обречен. Он боролся две тысячи лет; нас не смогли уничтожить, ибо мы рождены от бессмертной сущности, но нас сумели победить, потому что кровь Хевы смешалась с нашей кровью. Твои предки, мои потомки, спаслись от вод всемирного потопа. Ибо, пока Иегова, готовясь уничтожить нас, копил воды в хлябях небесных, я призвал на помощь огонь и устремил быстрые токи к поверхности земли. По моему повелению огонь расплавил камни, и под землей пролегли длинные галереи, которые должны были послужить нам убежищем. Эти подземные лабиринты выходят на равнину Гизы, неподалеку от берегов Нила, где был построен город Мемфис. Чтобы защитить галереи от воды, я собрал племя исполинов, и наши руки воздвигли гигантскую пирамиду, которая будет стоять столько, сколько простоит этот мир. Камни ее скреплены непроницаемой смолой, и только один узкий коридор ведет внутрь – вход в него я сам замуровал в последний день старого мира.
Наши жилища были пробиты в толще скал; чтобы попасть туда, надо было спуститься в глубокую пропасть; они располагались уступами вдоль низкой галереи, ведущей к воде. Я заключил подземные воды в каменные берега, сделав широкой рекой, чтобы укрывшиеся под землей люди и их стада могли утолять жажду. За этой рекой, в огромном зале, освещенном трением противоположных металлов, я поместил плоды, питающиеся соками земли.
Там обитали, спасаясь от вод потопа, жалкие остатки потомства Каина. Немало испытаний мы пережили и преодолели, но пришлось преодолеть еще больше, чтобы вновь увидеть свет, когда воды вернулись в свое русло. Подземные дороги полны опасностей, а воздух там несет медленную смерть. Спускаясь в бездну и возвращаясь обратно к поверхности земли, мы теряли одного за другим наших спутников. Выжил я один, да еще мой сын, которого подарила мне моя сестра Ноема.
Я открыл вход в пирамиду и увидел землю. Как она изменилась! Пустыня… хилые животные, чахлые растения, бледное солнце, не дающее тепла; там и сям островки бесплодного ила, по которым ползали гады. Вдруг порыв ледяного ветра, напоенного зловонными испарениями, ворвался в мою грудь и иссушил еe. Я захлебнулся и вытолкнул из легких смрадный воздух, но тотчас, чтобы не умереть, снова вдохнул его. Я не знал, какой яд проник в мою кровь; силы покинули меня, ноги подкосились, меня окутала тьма, зловещая дрожь охватила мое тело. Климат земли изменился, остывшая почва не давала больше тепла и не могла вдохнуть жизнь в то, что она питала прежде. Подобно дельфину, выброшенному из родной стихии моря на песок, я чувствовал свою смерть и понял, что час мой пробил…