Тем не менее, все они благополучно добрались до лодки, хоть и основательно побитыми, а у Хитрюги так сильно растянулась нога, что ему пришлось неделю сидеть без движения, засунув голову в тапочек.
Это происшествие очень расстроило всю компанию, и, возможно, они никогда бы не вышли из меланхолического оцепенения, если бы не Лионель, которая все время, героически стояла на одной ноге и громко, оживленно насвистывала разнообразные мелодии. Ее мелодии так позабавили путешественников, что все они постепенно пришли в себя и решили, вернувшись домой, собрать для Лионель коллективный подарок, который будет состоять из клюквы и имбирных пряников. Такой подарок станет знаком их благодарности и признания.
Некоторое время друзья плыли спокойно, пока не достигли страны, в которой с удивлением и интересом обнаружили бесчисленное количество белых, красноглазых мышей, нерасторопно поедающих сладкий пудинг. Вид у них был весьма довольный и вежливый.
Наши путешественники уже давно не держали во рту ничего, кроме палтуса и апельсинов, и это обстоятельство решительно повлияло на их желание ненавязчиво и скромно попросить у мышей немного пудинга, которому они были бы крайне рады. Было решено, что Парниша пойдет на это задание, что он тут же и сделал. В результате мыши предложили ему ореховую скорлупку, всего лишь наполовину наполненную кремом, разбавленным водой. «От такого огромного пудинга можно было предложить и кусочек побольше,» — воскликнул Парниша, которому подобное поведение, конечно, не понравилось. Не успел он закончить фразу, как мыши разом повернулись и чихнули на него так отталкивающе и мстительно (невозможно представить себе более отвратительный и скрипучий звук, чем тот, что синхронно производят миллионы злых мышей), что Парниша невольно отскочил назад к лодке. Однако он успел забросить свою шапку прямо в середину сладкого пудинга, чем совершенно испортил мышиный ужин.
Вскоре четверо друзей попали в страну, где вместо домов стояли бесчисленные огромные бутылки без пробок, светло–голубого цвета. В каждой бутылке проживала муха, и все эти интересные животные жили в абсолютном достатке и деревенской гармонии. Подобную счастливую жизнь теперь редко встретишь на Земле. Фиолетта, Слингби, Парниша и Лионель были поражены столь примерным образом жизни и, оставив лодку у берега, решили заварить чай неподалеку от бутылок. Сначала они, конечно, попросили разрешения у мух и заручились их вежливым согласием. Однако заварки у друзей не нашлось, и им пришлось использовать прибрежную гальку, заварив ее кипятком. Пока чай готовился, Хитрюга сыграл несколько мелодий на аккордеоне, благодаря чему, чай получился самого высшего качества.
Четверо друзей вскоре разговорились с мухами, которые рассуждали спокойно и вежливо, хотя в голосе их и слышался немного звенящий акцент — оттого, что у каждой из них в зубах была зажата маленькая щеточка для чистки одежды, вызывающая подобный эффект.
«Не соблаговолите ли вы мне пояснить, — обратилась к ним Фиолетта, — почему вы проживаете в этих бутылках. А если даже и в бутылках, то почему именно в голубых, а не в зеленых, пурпурных, или желтых хотя бы?»
Самая пожилая старуха–муха ответила ей так: «Мы, вернее наши пра–пра–пра–пра–пра–деды как–то обнаружили, что эти бутылки пригодны для проживания, и мы с тех пор стали жить тут. А когда приходит зима, мы переворачиваем бутылки вверх дном и, таким образом, совсем не мерзнем. Вы ведь прекрасно понимаете, что с бутылками любого другого цвета это сделать было бы невозможно»
«Конечно, невозможно, — сказал Слингби, — но могу ли я взять на себя смелость спросить вас, чем вы, собственно говоря, питаетесь?»
«В основном, лепешками из устриц, — ответила муха. — А когда их не хватает, то клубничным уксусом и русской кожей, сваренной до состояния желе».
«Как вкусно!» — воскликнул Парниша.
А Лионель воскликнула: «Ура!»
На что все мухи прожужжали: «Жура!»
Вскоре Старуха–муха объявила о том, что настал час пенья вечерней песни, и по сигналу все мухи вдруг великолепно зажужжали, (правда, немного в нос), а над водой раздались мелодичные и протяжные звуки, отражаясь и повторяясь над вершинами зеленеющих холмов, с той чистой и шелковистой учтивостью, что присуща только истинной добродетели. Луна рассеяно светила с усыпанного звездами неба, и свет ее освещал гладкие и блестящие бока, крылья и спинки мух каким–то особенным и в то же время обыкновенным блеском. Вся природа в это время жизнерадостно отвечала им лазурным светом.