- Нет, я всего лишь временно досаждаю Вашему мужу и разворовываю королевскую казну, – шатен вытягивает нож из груди, вежливо кланяясь, и протягивает столовый прибор обратно.
- Мужу? У меня нет мужа, – хмурится младший правитель.
- Его Величество Такеши, сын Тсуёши Мирного, ледяной король.
- Этот безмозглый идиот? Он же только и умеет, что улыбаться как придурок и ржать невпопад.
- Он Ваш супруг, и, поверьте, далеко не самый безобидный правитель, – Тсунаёши прикрывает глаза, пряча оранжевый огонь негодования, – Его Высочество уничтожил почти все источники магии, когда Вы впали в магический сон.
- Такеши-то? Да я его с сопливого возраста знаю – он и мухи понапрасну не обидит, не то что прикажет кого-то убить, – красивый юноша не сводит взгляда с угловатого подростка, кутающегося в чёрный плащ. Тот странно клубится возле его тела полупрозрачной дымкой, словно живой.
- И всё же. Я последний тёмный маг королевства, – подросток замечает, как вздрагивает от его слов правитель, тут же внимательней присматриваясь, – Ваше Величество, Вы четвертый год находитесь в магическом сне, и с тех пор король начал лютовать.
Шатен смотрит куда угодно, только не на понимающее лицо супруга короля. Осознание медленно, но верно приходит к нему.
- Этого не может быть, – он вскакивает со стула и начинает мерить широкими шагами комнатку, – не может быть! То есть, всё время, что я нахожусь в этой чёртовой башне, я, на самом деле, валяюсь при смерти?!
- Да.
- И ты грёбанный последний маг чёртового королевства?
- Последний тёмный маг союза королевств. Я укрываю ещё последнего светлого.
- Ошизеть, – шепчет блондин, стягивая серебряную корону с головы и смотря из окна на спящего дракона, – тогда та белая хуета ...
- Ваше проклятье.
- Заебись. Иди, сражайся, тёмный маг, а потом я прикажу осыпать тебя золотом и подарю жизнь, – машет рукой младший правитель.
- Я не могу распутать белые нити заклинания, только уничтожить, но тогда тот, кто Вас заколдовал, атакует снова, и, скорее всего, всё закончится очень плохо.
- Херово. Я этого больного ублюдка больше не хочу видеть, – внимательные зелёные глаза словно заново изучают большого дракона внизу.
-Вы можете сказать, кто наложил на Вас такое сильное колдовство?
- Б... Блять! – Его Величество недоумённо смотрит на тёмного, беззвучно шевеля губами и силясь произнести хоть что-нибудь, связанное с обидчиком, – он же б... боги, вот же засранец этот д... даун! Я не могу ничего сказать.
- Скорее всего, запрет на упоминание, – задумчиво кивает подросток, и правитель машинально повторяет этот жест, а потом вспыхивает.
- Ты же маг, так залезь в мои мысли, найди, что надо!
- Я итак уже в Вашем разуме, – мягко напоминает Тсунаёши.
-Точно, – морщится блондин и вновь отворачивается к окну.
- Ваше Величество...
-Хаято.
-Что? – недоумённо переспрашивает шатен.
- Хаято. Это моё имя. Ха-я-то, – по слогам произносит младший правитель, – я отвык за столько лет от официального обращения.
Маг хмыкает в тьму плаща и легко улыбается.
- Мне пора идти, Хаято. Моё дальнейшее пребывание может разрушить Ваш разум, – Тсунаёши нерешительно замолкает, заметив потухший взгляд, а затем уверенно добавляет, – я скоро вытащу тебя отсюда.
Король удивлённо смотрит на то, как тёплые живые ладошки сжимают его ледяные руки, и слегка вздрагивает от прикосновения. Первый за долгое время собеседник исчезает в оранжевом пламени, а Хаято припоминает наставления отца. “Никогда, слышишь, никогда не доверяй магам. В частности тёмным. Они предадут, запутают, оставят ни с чем, растопчут гордость. Они – порождения зла, скопление всех грехов человечества.” В изумрудных глазах вспыхивает былая решимость, а глас воспоминаний затихает вдали. Он будет верить в хрупкого подростка, верить до последней секунды, до последней капли крови. Надоело уже жить в мире, где каждый – твой враг!
Когда он только родился, ещё слепой и совершенно беспомощный, под боком шебуршилось двое или трое братьев и сестёр. Он отпихивал их слабыми лапками, уползал подальше, но они всё равно его находили, таскали за уши, придавливали хвост. Нестерпимо хотелось, чтобы надоедливые родственнички наконец-то перестали и куда-нибудь исчезли. В какой-то момент они действительно начали исчезать. Сначала надрывно хрипели, слегка поскуливая и чувствуя, как мама вылизывает шерстку, это успокаивало раздирающую на части боль, а затем писк прекращался, и вместе с ним становилось куда тише – вслед за звуками пропадало дыхание. И так один за другим.
Слепые волчата не могли в полной мере осознать, в чём причина редеющих рядов, а он чувствовал темноту, холодную и склизскую, противной вязкой мокротой обволакивающую очередную жертву. Он тихо рычал и иногда тявкал на неё, но тьма скалила в ответ мощные клыки и сверкала белыми мёртвыми глазами. Самого смелого она приберегла напоследок.
Когда темнота протянула к нему свои истлевшие пальцы, он кусался, царапал неокрепшими коготками, сопротивлялся изо всех сил, но она лишь ухмылялась и наваливалась пахнущим гнилью и болотом телом, пропитывая отвратительным смрадом тёплую шёрстку.
Мамин язык действительно ненадолго помогал – тьма отступала под обжигающими лучами самой искренней любви на свете, но всё равно мерзко хихикала и что-то угрожающе шептала. Она замолчала только один раз – когда по лесу пронёсся радостный глас о светлом маге. Через минуту тяжело дышащего волчонка ощупывали длинные пальцы, а тьма надрывно сипела, сжимаясь с каждой падающей синей искрой всё больше и больше. Волна тепла обдала маленькое тельце, и тогда он в первый раз увидел мир вокруг.
Светлого мага он запомнил плохо, – мама тотчас же оттащила детёныша к остальному зверью – но зато появление тёмного отчётливо впечаталось в детское сознание. Он видел тьму за спиной худого человеческого существа, и эта тьма была тёплой, завораживающей и очень ласковой. Она клубилась, окутывала, перетекала дымом, но не душила и не заливалась болотной жижей в нос и горло. Она защищала.
Через два дня волчонок охотно подставлял пузо под тёплые пальцы потрясающего мага.
- Если он меня ударит, то я укушу в ответ,- хмыкает волчонок, припоминая, что недавно цапнул светлого за попытку наступить на роскошный хвост.
- Ты не понял. Болеть могут не только раны на теле, – волчица вылизывает
жёсткую шерсть сильно подросшего за всего лишь одну неделю сына, – раны на душе куда опаснее.
- На душе? И как же до неё добраться? Она же где-то внутри, да? – фыркает волчонок, а мать качает головой.
Однажды её сын поймёт.
-Мама? – непонимающе смотрит на волчицу, а в глазах плещется столько внезапного страха, – оно само...
Она мотает головой и тяжело вздыхает. Чего-то подобного волчица и ждала – обычные волчата не вырастают за две недели почти в два раза.
- Сын, что ты знаешь об оборотнях?
Человеческий мальчишка перед ней так знакомо склоняет голову набок и прищуривает тёмно-серые глаза.
- Лисий король очень медленно бегает в своём другом облике, – хищно скалится мальчик, а волчица обречённо качает головой. Какой же он всё-таки ещё ребёнок.
Лицо спящего тёмного мага совсем не пугающее и не злое. Оно вообще никогда не пугающее, а в таком беззащитном положении и подавно. Он едва слышно посапывает, приоткрыв рот, и до самого носа кутается в комок одеял, морщась от чужого дыхания. Кёя внимательно его изучает, не обращая внимания на мешающие клубы чужих душ. Лордов он умеет отличать, а на остальных можно и начхать. Оборотень, пребывая в человеческой ипостаси, коей очень хотелось похвастаться перед тёмным, чуть ли не прижимался носом к чужому носу, рассматривая переливающиеся в утренних лучах пряди.