Стащив со стола початую бутылку виски, Михаил вышел на балкон, который обладал особенной привлекательной пустотой и тяжело опустился на порог. Мысли, словно мотыльки у мерцающего фонаря, порхали по его ночному, отупевшему и затуманенному алкоголем, сознанию. Он собирал на невидимые чётки свои прегрешения: похоть, зависть, чревоугодие, гордость, злобу, и перебирал одну бусину за другой, утопая в сожалениях и самобичевании.
- Хаааа?! Чувааак! Дай пройти, а?! - проорал чей-то мужской голос, за которым последовало тело, пытающееся протиснуться в дверной проём, не дожидаясь разрешения. - Ну блядь, занял же весь проход! У тебя здесь собственная вечеринка и вход только по пригласительным? Или нужно заплатить? У тебя что, монополия на свежий воздух?! Угх... Остроумный ответ придумываешь, что ли?
Миша молчал, открывая рот лишь для того, чтобы сделать очередной, горький глоток светло-золотистой жидкости.
- Ммм, ты же здесь не от великой радости? - звучало с вопросительной интонацией, но всё же это было скорее утверждением. - Что ж, я тоже. Меня Бирюзой кличут.
- Михаил, - ответил парень и пожал протянутую руку. - Глотнёшь?
- Не откажусь! Ммм да... Этим миром правит жажда... Мерзкий двигатель, но всё же вечный.
Бирюза принял из рук ополовиненную бутылку и не касаясь губами, влил в рот виски, после чего вернул ёмкость. В ответ Миша лишь промолчал, зацикленный в свою собственную бесконечную петлю.
- Знаешь, я ведь хороший человек! - вдруг воскликнул, представившейся Бирюзой, достав пачку сигарет. - Ну там, знаешь, я не душил котов, не издевался над слабыми, не грубил старшим, не принимал наркоту, не трахал тёлок в отключке, не торговался с Богом. Даже лягушек не взрывал! Но почему-то, я сделал безумно мерзкую вещь... Настолько, что даже не представляю, как жить дальше. Что делать теперь, узнав, что, ну, я способен на подобное?
Парень замолчал, наверняка подыскивая нужные слова, а Михаил настороженно выслушивался в тишину, желая услышать ответ на свой собственный вопрос. Спустя полминуты Бирюза продолжил, поджигая сигарету зажигалкой, безвкусно розового цвета.
- Я уже год учусь на архитектора. Болею данной деятельностью на протяжении уже десяти лет, почти полжизни! Я мечтаю стать лучшим, создать нечто грандиозное и на века! Нечто инфернальное! Захватывающее дух, как башня Эйфеля или дома Гауди! Нечто потрясающее воображение и двигающее прогресс! Но вот вчера я понял, что для вечности требуется незаурядный талант. Почти гениальность.
Одна из моих сокурсниц выполнила макет церкви из бумаги и картона. Она назвала её церковью Нового времени. И знаешь что?! Я - неверующий! Абсолютно и бесповоротно! Не встречал я Бога в людях и в себе, только дьявола, но в ту церковь, я бы пошёл. В архитектуре линий я сумел узреть самого Творца, великого Создателя. Она сотворила здание, в котором хочется молится, крыша, сродни небу, в которое хочется нырнуть. И знаешь... Я ведь сломал её макет. Мой музей был бы вторым, поэтому я вошёл в пустую аудиторию и глядя на изящные тени, что раскидывала церковь на белом планшете, впервые молясь, я смял прекрасное... Коверкал изо всех своих сил, снова и снова, чтобы даже краеугольного камня не осталось! И мне полегчало. Полегчало практически сразу. Мой вандализм, он о ревности пред величием таланта и бессилии всех остальных одногруппников, ведь они хотели поступить с её проектом точно также... Не человек, а двуногое бессилие... Мы воспеваем красоту цветка и срываем его, дабы он перестал пугать нас безупречностью формы и цвета. Видимо по этой же причине, строя города и жизнь, мы создаём бомбы и выращиваем смертельные вирусы, чаще смотрим под ноги, а не в небеса над головой. Мы хотим стать напуганными немного меньше, чем обычно, угрожая самим себе быть уничтоженными, перейдя какую-либо черту совершенства.
Внимательно слушая, опустив голову и разглядывая этикетку на бутылке, что Миша крепко держал в руках перед собой, как ни пытался, не мог прочесть напечатанные слова из-за плотных слёз, застилавших взор. Он тоже хотел запятнать нечто прекрасное, не выдержав чистоты сосуда.
- Ты уже ничего не исправишь, но хотя бы постарайся извиниться перед той студенткой, - раздался голос где-то над ними.
- Вот же ж!... Сергей... блядь, мне так стыдно... - всхлипнул Бирюза, лишь взглянув на парня, что, как оказалось, всё время монолога, тихо сидел на подоконнике. - Ты бы хоть знак какой подал, что тоже здесь...
- Согласен, не особо вежливо с моей стороны. Но я же не Бог, чтобы знаки подавать, - хмыкнув, ответил Сергей.
Мельком взглянув на сидящего парня, у Миши ярко отпечатались в памяти умудрённый взгляд и уродливый шрам от ожога, начинавшийся у самого виска, коверкавший форму века и уха. Шрам опускался под воротник футболки, явно читаемым увечьем.
- Что мне теперь делать? - опустив голову, спросил Бирюза.
- По-моему, ты уже всё сделал, разве не доволен результатом? - слегка ехидно заметил парень со шрамом.
- Ох ты ж! Не доволен я! Ясно?! Так тошно мне ещё никогда не было,- ответил Бирюза, смяв в кулаке край футболки.
- Добро пожаловать в реальный мир! Кажется, ты немного повзрослел!
- Да чтоб тебе в рот ежики нассали!
- Ха-ха-ха! Смешной какой! - беззлобно рассмеялся Сергей и перевёл свой взгляд с ночного неба на сидящих. - Я бы помог ей с новым проектом. Может научился бы чему, девчонка ведь, толковая, судя по всему!
- Чёрт... чёрт, тогда мне нужно проспаться. Слезай, давай! Паршивец! Если бы я знал, что ты здесь, ни за что об этом не заговорил! Теперь тебе придётся отвести меня домой!
- Говоришь, как дряхлый старик! - рассмеялся Сергей и слез с подоконника. - Придётся тогда у тебя заночевать...
- Да уж, своего ты не упустишь. Ладно, консоль - твоя и холодильник - тоже, -нехотя пробормотал Бирюза, поднимаясь на ноги. - Ты слышал его, брат? Так и нужно сделать... Не пытаться исправить, а попробовать сделать всё правильно, когда предоставится следующий шанс!
Тускло освещённые улицы города, смыкались тесными рядами за спиной бредущего, с трудом разбиравшего дорогу. Миша стремился только к одной цели, придававшей его неуверенной поступи устойчивость, дабы не оторваться от земли и не отлететь в небытие. Лишь одно оставалось важнее целого мира, снова вдохнуть лёгкий цветочный аромат. За прошедшие пару суток он смог уяснить наверняка, страшнее несбыточности мечты может быть лишь отсутствие какой-либо мечты напрочь. Остаться "белым листом" способны монахи и сумасшедшие, но ни к одной из этих групп людей он себя не относил. Юноша считал шаги и ступеньки, считал минуты и звёзды, считал машины и дома. Он загибал пальцы и подбирал камушки. Дойдя до места, куда влекло сердце, парень встретил первые лучи восходящего солнца, медленно поднялся на четвёртый этаж и отворил дверь. Не сняв обувь, он прошёл в спальню и позволил себе наконец остановиться. Прислонившись к стене, его отяжелевшее от усталости тело, опустилось на пол. Раскинув руки и ноги, словно снятый с креста мученик, прислонил расколотую компромиссами голову к дверце шкафа и прошептав только одно слово "прости", смиренно заснул. Ни мысли, ни сновидения не беспокоили юношу всё время отсутствия в здесь и сейчас, ибо кто-то оберегал его сознание.