В один момент, в один глухой удар сердца, выбравшийся из легенд, узрел пред собою русскую душу, и мгновенно приблизился, окружив белой вьюгой своих платьев, живое тело, хрипло клокоча треском гранитного льда в глотке. Прозрачным хрусталём была его кожа, крепким алмазом сияли когти, жемчужной белизной мерцали зубы, сладким гранатом благословлены были его внутренности, ибо гибель от его цепких рук должна принести успокоение, утратившему свой путь. Вознамерившись поглотить незнакомца, хладный, широко раскрыл пасть, беззвучно вдыхая аромат животворящей крови, поглощая выпускаемый пар изо рта. Тёплым и сладостным оказалось дыхание чужестранца, словно десерт, приготовленный возлюбленным. Белая мгла нависла над человеком, высунув длинный язык, касавшийся земли, сотканный из таявшего льда и радужных чешуек. Окроплённое жертвенными приношениями, сверхъестественное существо взирало на неожиданно явившегося человека и предвкушало предстоящую трапезу, что продлит пребывание в пустынных землях. Но прозвучавший громче колокола, новый удар живого сердца, которому не присуща была жестокость, ибо не хранило оно обид, оглушило демона и захлопнув ледяной зев, он прислушался к себе, влекомый чуждым бытиём. Честность прибывшего человека, призвала хладного, а рвущая вены не познанная кровь, пригласила последовать вслед, пообещав однажды вдоволь напоить нектаром мозгового вещества. Обещание оплело демона путами, крепче цепей и канатов, предложив спалить до тла, до сухого пепла, насытить ядом жизни, клянясь в возможности познания конечности бытия. И жаждой опалило алчную глотку, вырвав язык у не знавшего времени, у не существовавшего в плоти, ибо демон был олицетворением рока, обрывавшего линию жизни на ладони. Не имевший начала и конца, альфа и омега, впервые испытал жажду человеческой крови, отличавшуюся духом и выдернула из демона бесконечность, наполнив глотку желанием испить до капли неизвестность. Впервые он повстречал неверующего, не слышавшего легенды и словно прозрел, очнулся от веков забытья, довольствуясь предписанными правилами, которыми наделили его сознания жителей деревень и городов. Теперь он, познавший голод, впредь никогда не насытится вдоволь и жажда сия страшнее смерти, ибо принудит его меняться, искать новизны и стремления начнут проворачивать один круг перерождения за другим. Словно покорённый, в оковы заключённый, тихой позёмкой, он последовал за путником, зацепился за подол пальто и проковыряв дыру меж подкладкой, холодком забрался меж нитей шерстяных. Изморозью покрыл он тень, что отбрасывала фигура мужчины, не желая попасться соринкой в око всевидящей звезды, сокрылся, спрятался демон. Отяжелели плечи путника и в венах то и дело застывала кровь от бездны, раскрывшейся под его ступнями. Он не видел то, что окружило его колючей вьюгой, но понял, данное нечто впредь не оставит его.
Глава
Спустя месяцы, после неторопливых шагов по далёкой Японии, путешественник всё ещё не знал, где остановится, где проснётся и будет ли у него завтрак. Блуждая без особой цели среди душных людей и тесных улочек, мужчина не надеялся повстречать того, кто примет его путь, ощущая себя постаревшим и пережившим все возможные жизненные невзгоды. В дороге он познал физический голод, но страшнее оказался голод по вере, познал жестокость по отношению к себе, порой из-за цвета кожи, мировоззрения или же неспособности постоять за себя. Но ужаснее всего оказалась жестокость без причины, а лишь из-за возможности совершения зла. По счастью, путник чаще замечал душевную отзывчивость, бескорыстность в поступках и нежную, любовную привязанность. Он не искал материального обогащения, доверяя заботы о пище и крове, следующему дню. Его уже не молодое сердце горело историями, справедливостью и знанием человеческой натуры. Он всё ещё о многом мечтал, но поступь отяжелела после земель Востока. Страх опутывал его сознание во снах. Сомкнув очи, он каждый раз попадал в снежную мглу, вихрем и белым светом застилавшую собой всё обозримое пространство. Человек страшился пропасть, исчезнуть, в хладной белизне без остатка и хотел прекратить поиски истины, пока то, что он увёл за собой из диких земель, не настигло опустошением. Порой сама почва под ногами вопияла к молодому мужчине, возмущённая тенью, следовавшей за его спиной. Теперь путник продолжал идти ради того, чтобы найти место успокоения не для себя, а для кровожадной ярости, стелившейся позёмкой по его следам.
Сколько же прошло времени? Разве пять лет? Десять? Всего год. Русская душа блуждала по миру, разыскивая надежную тюрьму, в которой подошва ботинок прекратит примерзать к мостовым и сознание перестанет гореть холодом смерти. Но нигде он так и не сумел задержать свой взор, хотя бы на месяц. Тогда мужчина решил вернутся в тот город, где родился, который ненавидел и от которого бежал. Только загорелся огонёк надежды, что туманы смогут вспоить жажду снега, а ветра унесут тяжесть сверхъестественного за собой.
Город, с древней историей среди пустующих разумом земель. Город, увитый каналами, наполненными мутной водой. Улицы его очаровательно тосковали прекрасными, закатными вечерами, упивались любовными ночами и навсегда расставались с часами буйного счастья в рассветные утра. Они утешали неудачливых любовников, искавших страстных объятий науки, поэзии, вдохновляющей их музы. По узким переулкам блуждали призраки прошлого, пока жители помнили о будущем. Город принял даже путника со своей тяжкой ношей, дав обещание присмотреть за каждым доверившимся, а тем более, за вновь вернувшимся. Обещание пролилось дождём по крышам, приведя русский дух к квартире на четвёртом этаже дома, укрывшегося от суеты проспекта.
Блудный сын припал к брусчатке и уткнувшись лбом в холодный камень, разрыдался, надрываясь в беззвучном крике чувств. Припав к земле, мужчина прижал к груди сжатые в кулаки ладони, словно пытаясь удержать внутри сердце, которое будто плавилось от сожалений, выскальзывало изнутри, сквозь рёбра. Пока слёзы жгучими каплями соскальзывали с ресниц, смешиваясь с дождём и пылью, полы его серого пальто, пропитывались знакомыми цветами не остывающей жизни. Только сейчас он осознал, сколь великая тоска сопровождала его весь путь до дома, как пышно расцвела она на благодатной почве отчуждённости среди незнакомых слов и интонаций, встречавшихся на пути. Все выбранные дороги должны были привести его сюда, в город, покрытый куполом из серых облаков, вновь встретиться с извечным гулякой, промозглым ветром, считавшим себя хозяином переулков и тянущихся на километры, набережных.
Перед тем как оставить родные места, мужчина распродал мебель и теперь, отыскав ключ в щели между порогом и полом, оказался в пустой, одичавшей, квартире. На него вопросительно взирали глазницы запылённых окон, неохотно пропуская дневной свет, но стены уже были готовы обнять вернувшегося из дальних странствий путника, ссутулившегося под давившей на его плечи, ноши. За время, проведённое в незнакомых мирах, он почти стёр из воспоминаний адрес квартиры и внешний вид здания. Он почти позабыл, каково иметь собственное постельное бельё, самому готовить пищу и мыть посуду. Всё, что он сейчас имел, это походный рюкзак, наполненный необходимыми предметами для путешественника, парочкой образцов гончарного искусства, потрёпанное временем и попутным ветром, пальто и кое-какой одеждой. Но он всё ещё был жив, а значит, история не окончена. Он ощутил тихое счастье, наполнившее сердце надеждой, наконец отыскав покой в самом себе.