Авва Дорофей (VI в.) рассматривал светскую образованность как путь познания божественной истины: чем ближе познание к Богу, тем больше должна возрастать любовь к ближнему. Своеобразный христианский гуманизм, основанный на религиозных заповедях, развивали Максим Исповедник (VII в.), Иоанн Дамаскин (675–753), патриарх Фотий (820–897). Кредо Максима Исповедника – борьба с грехопадением, которая опиралась на волю как силу слияния с природой. Идею энциклопедического образования поддерживал Иоанн Дамаскин. Усвоение общечеловеческих нравственных норм считал главным моральным принципом патриарх Фотий.
Особенно яркой фигурой был Михаил Пселл (1018–1096). В его программу образования входило два этапа: преподавание светских знаний, не противоречащих христианской догматике, и высшая ступень, религиозное обучение. Пселл призывал к воспитанию идеального человека, не подвластного религиозному фанатизму, благородному и справедливому. Подобные же идеи развивал поздневизантийский мыслитель Георгий Гемист Плифон (1355–1452). По его мнению, совершенство достигается путем нравственного образования, преодоления зла, прежде всего через личные усилия, самообразование.
Византийская система образования
По установившейся в античности традиции знания получали в общественных учебных заведениях. Полный цикл образования (энкиклос пайдейусис) включал три ступени. Элементарное образование (пропедиа), существуя повсеместно, начиналось в 5-7-летнем возрасте и длилось 2–3 года. Сохранив мнемонические приемы античности, буквенно-слагательный метод обучения грамоте с обязательной хоровой мелодекламацией, средневековая школа заменила папирус на бумагу, стило на птичье или тростниковое перо.
Образование выше начального (педиа) было уделом уже далеко не всех. Его получали в грамматических школах, церковных или светских (частных и государственных). Такие школы обучали детей с 10–12 до 16–17 лет и находились в Константинополе, где к XI в. их насчитывалось порядка десяти.
Существовали также своеобразные высшие учебные заведения, часто с определенной специализацией, большинство из которых сохранилось с античности (в Александрии, Антиохии, Афинах, Бейруте, Дамаске).
В 425 г. в Константинополе, при императоре Феодосии II, была учреждена высшая школа, Аудиториум (от лат. audire – слушать). С IX в. она именовалась Магнавра (Золотая комната). В Магнавре Лев Математик собрал весь цвет византийской учености – «консулов философии», «глав риторов». Ее высокий уровень юридического образования, которое опиралось на римское право и знаменитый Кодекс Юстиниана, славился по всему миру. В Магнавре учились Кирилл и Мефодий, основатели славянской письменности.
Своеобразная пропаганда просветительского характера была связана с именем императора Константина VII Багрянородного (913–959). При нем были открыты новые учебные заведения, появились труды энциклопедического содержания. Одним из них был труд самого императора о русско-византийских отношениях. В стране поощрялись деятельность в области образования и теоретические работы по его организации.
Задолго до создания византийской государственности, уже в I в., христианская церковь приступила к организации собственных школ – катехуменов для тех, кто, желая стать членом христианской общины, еще не вкусил учения Христа. В них могли учиться беспрепятственно все сословия. Более высокая форма церковного образования достигалась в школах катехизиса, готовивших священнослужителей. Первая такая школа возникла уже в 179 г. в Александрии, сочетая уже в самой учебной программе элементы античного и христианского образования. Вскоре подобные школы возникли в Антиохии, Эдессе, Низибе. Школы катехизиса дали начало кафедральным и епископальным школам, которые открывались с III в. В них учились дети знати и именитых горожан.
Церковный контроль над образованием
С течением времени церковь всецело монополизировала образование. Этому способствовали и совпадение с интересами все более авторитарного государства, и глубокие изменения в общественном сознании. Наука объявлялась «служанкой дьявола», а отрицательное отношение к ней не только санкционировалось социальными институтами, но и становилось органичной чертой «здравого смысла». Как нельзя лучше характеризуют это состояние дел высказывания мыслителей того времени. Действительно, «нужен ли фонарь, чтобы видеть Солнце?» (Дамиан). И «стоит ли путникам, направляющимся к цели, изучать попадающиеся на пути вещи и тем отдать себя в их власть, задержаться в дороге или своротить с нее?» (Гуго Сен-Викторский). «И к чему оказалась христианам образованность древних? Когда Истина воплотилась, она отвергла ее. Пусть замолчит человеческое чванство, когда заговорило слово Божественное» (Петр Бэда Достопочтенный). Добавим сюда и неизменность всего в любом из миров: «Что было, то и будет делаться, и нет ничего нового под Солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «Смотри, вот это новое, но это уже было в веках, бывших до нас» (Экклезиаст, I, 9-11).