— Ладно, извини, — легко произнёс он. — На самом деле ты симпатичная, просто не в моём вкусе.
На этом и порешили. Я не заметила, как уснула — спина у механического коня была широченной, черракарец тёплым и надёжным, а спать хотелось очень-очень.
Глава 6
К вечеру жизнь начала налаживаться. Во-первых, я прекрасно выспалась, куда лучше, чем ночью, когда лежала на жёсткой узкой лавке, с которой постоянно боялась упасть, вот лучше бы сразу на пол легла, честное слово, да и присутствие ещё шестерых, совершенно мне посторонних, храпящих, копошащихся и шепчущихся женщин как-то не способствовало расслаблению и сну. Во-вторых, Фар обещал провентилировать вопрос о снятии с меня маячка. Правда, не за просто так, увы.
— Зачем? — спросил он, и я, немного путаясь и периодически сбиваясь — приходилось выдумывать на ходу, заранее я не позаботилась, увы, бросилась объяснять что-то про то, что с этим караваном мне никак не по пути… Но вопрос-то, оказывается, был не об этом. — Мне это зачем? — поморщившись, перебил меня Фар.
С одной стороны, я испытала облегчение. Всё же, легенду надо бы проработать гораздо тщательнее, и хорошо, что сейчас не надо ничего объяснять, с другой — разочарование. Мне хотелось видеть в Фаре рыцаря, а не торгаша… Что ему, сложно помочь что ли? Вот я бы на его месте обязательно помогла! И бескорыстно! Наверное…
— Пять золотых? — мрачно предложила я. У меня в кошельке было куда больше, но неожиданно проснувшаяся жаба шептала, что и пять-то слишком много за такую пустяковую услугу.
— Кхм, — немного даже поперхнулся мой потенциальный благодетель. Вот много дала, ей-богу, много. — Столько мне давно не предлагали, я бы даже сказал, что никогда!
— Вот-вот, — сказала я. — Соглашайся скорее, пока не передумала.
— Не могу, — с ярко выраженным сожалением цокнул он языком. — Предложи что-нибудь другое.
Я с подозрением покосилась на этого странного типа. У него что, обет — денег не брать? Или он просто издевается надо мной?
— Ладно, — вздохнула я, решив выслушать пожелания другой стороны. — Твои условия?
— Даже не знаю, что можно взять с прачки… — протянул он явно с намёком, но я не поняла с каким. У меня с намёками и экивоками вообще по жизни сложно. Он ждёт, что я вдруг признаюсь, что не прачка, а знатная дама? Или что плащик предложу постирать?
Так и не определившись, я молчала, и он, вздохнув, сказал:
— Одно моё поручение выполнишь, идёт?
— Никаких убийств, воровства и сексуальных услуг, — на всякий случай задекларировала я, и его это вполне устроило. Хоть и позабавило.
Так что я была полна надежд на скорое избавление, хотя по-умному надо было торговаться ещё и за то, чтобы из леса вывел, тут я, конечно, лопухнулась, но ничего, договоримся. И, чувствуя себя почти счастливой — всё в сравнении, да-да, я направилась к повозке, собираясь забрать свои вещи. Честно говоря, не очень представляла, как я буду это делать, особенно, если все уже разбежались по делам — готовить ужин, обустраивать шатры для господ… Но меня ждал сюрприз. Моя сумка стояла словно бы и нетронутая под скамейкой, вещи аккуратно сложены, все внутри, а сверху ещё и большая конфета. Это что ещё за подарки от Деда Мороза в разгар лета? — не поняла я и недоумённо огляделась. И выложила конфету от греха подальше. Ну их, эти нежданные угощения…
— Леся! — окликнула меня одна из поварих, моя соседка по повозке, когда я, взяв сумку, пошла прочь. Как её зовут, я не помнила, что-то громоздкое и нелепое, то ли Греттель, то ли Гуллира… В общем, брр. Кажется, именно она вертела в руках моё красное бельё, а ведь на неё оно не налезет. И чего теперь хочет?
— Что надо? — довольно нелюбезно огрызнулась я. Имею основания, согласитесь.
— Прости нас, пожалуйста! — огорошила она меня. И не успела я толком устыдиться своего плохого мнения о людях, хотя, зачем они трясли мои вещи всё равно неясно, как она добавила. — Мы всё вернули! Не надо на нас сглаз наводить!
— Э-э-э… — сказала я. И это символизировало крайнюю степень удивления. Они решили, что я — ведьма? Надеюсь, это не кружевное бельё их надоумило? Моя собеседница истолковала мой ответ по-своему — как вымогательство.
— Ну, хочешь, мы за тебя постираем? — жалобно спросила она.
Признаться честно, соблазн был. И нешуточный. Но потом я вспомнила подставу с флаконом и, скрепя сердце, отказалась. Я их плохо знаю, зарекомендовали они себя ещё хуже, так что нафиг-нафиг.
И, кажется, я поняла, откуда растут ноги у этого внезапно проснувшегося уважения к чужой собственности и желания помочь — они видели меня с Фаром, наверняка, решили, что он — мой любовник, и, так как он — чернокнижник, боятся мести. Какой из этого можно сделать вывод? Что надо поддержать людей в их полезном заблуждении. И что самому Фару знать об этом совершенно необязательно, а то он так трясётся за свою мужскую честь… или что там у мужчин страдает, когда они влюбляются? Гордость?