Как только автобус отъехал от автостанции, настроение Кревана начало меняться к лучшему. В душе вострубили фанфары, сознание погрузилось в сахарную вату эйфории, он чувствовал, что совсем скоро все наладится. Голоса и музыка практически затихли, зато появилось чувство сильного голода. Кляня себя за то, что не догадался купить чего-нибудь в качестве путевого ланча, Креван пообещал себе роскошный обед сразу по прибытии на место. А пока он сидел на своем месте у окна, и, улыбаясь мыслям, рассеяно глазел на проплывавший мимо пейзаж.
В предыдущие дни погода соответствовала времени года: практически без перерыва поливал холодный дождь, подстёгиваемый порывами западного ветра. Температура держалась в пределах 3–5 °C, и, казалось, не сегодня-завтра дождь перейдет в первый осенний снег — мокрый и пробирающий до костей. Но сегодня, словно по принуждению душевного состояния Кревана, погода изменилась к лучшему. Ветер утих, ещё вчера низкая серая пелена облаков истончилась прорехами, сквозь которые в землю вонзались копья солнечных лучей. Мозаика из зелёных пятен, в непрестанном движении, перетекая из тёмного в светлый и обратно, накрывала необъятную равнину, то тут, то там пестрящую заплатами деревень. Креван погрузился в некое подобие транса, полудрёмы. Не сон, но видения прошлого проплывали перед его внутренним взором.
Кревану шесть или семь лет. Он с родителями отправился на велопикник. Уехали из Бушмилса далеко-далеко, чуть ли не в Австралию, про которую Креван прочитал совсем недавно в «Детях капитана Гранта». Расположились на лугу, неподалёку от небольшой ивовой рощи. Для июля совсем не жарко, солнце то и дело прячется за тучками, которые явно вознамерились собраться в большую компанию и, устроив шумную вечеринку, превратить возвращение семьи Фланаган домой в приключение.
Дует свежий, даже прохладный, ветерок. Матери, кутающейся в отцовскую куртку, всё равно холодно. Она сидит, поджав ноги, на расстеленном шерстяном пледе и чистит сваренные вкрутую яйца для сэндвичей. Отец и сын на капризы летней погоды внимания не обращают — они возятся с футбольным мячом, то перепасовываясь, то стараясь отобрать его друг у друга. Наконец, они устают, и мать зовет их к импровизированному столу. Дает каждому по сэндвичу с яйцом, салатом и курицей, просит мужа открыть бутылку вина и ласково убирает сыну влажные от пота волосы со лба. Все рассаживаются вокруг клетчатой скатерти, в эмалированные кружки разливаются напитки: родителям вино — в маленькие, сыну газировка — в большую. Над лугом плывут голоса, веселые и беззаботные, очень часто раздается смех — здесь царит атмосфера счастья и взаимной любви, какую не встретишь за обычным завтраком на кухне. Прожевав и проглотив последние закуски, все окончательно расслабляются, приваливаются каждый к своему велику и лениво болтают. В какой-то момент беседа замирает, раздаётся раскатистый храп. Отец заснул — даёт знать себя рабочая неделя с её ночными сменами. Мать достаёт из сумки ещё один плед и укрывает ноги отца. Сама начинает убирать с походного стола грязную посуду, упаковывать мусор в полиэтиленовый мешок. Сын встает и идёт исследовать окрестности, в первую очередь, его внимание привлекает роща. Подходит к зарослям плакучей ивы и останавливается в нерешительности. Вокруг тихо, слышен только шорох ветвей и поскрипывание деревьев на ветру. Даже птицы не поют. В глубине рощица погружена в таинственный полумрак, каждый порыв ветра создаёт мельтешение теней. Мальчику кажется, что за деревьями прячется кто-то многоногий, не то спрут, не то гигантский паук. Дожидается какого-нибудь глупого малыша, чтобы заманить в своё логово и расправиться с ним. Креван медленно пятится, хотя и понимает, что никаких чудовищ в рощице нет, и быть не может. Но где-то глубоко, на границе сознания и подсознания, лежит понимание того, что мир вокруг него полон тайн, и спрут, как и паук, могут оказаться вполне реальными. Ещё минуту или две он пристально вглядывается вглубь рощи, потом осторожно оглядывается: не видят ли родители его позора? Но нет, отец по-прежнему дремлет, мать закончила с уборкой, и читает очередной детектив. Креван, бросив последний взгляд на ивы и подавив самоубийственный позыв войти-таки в рощу, разворачивается и быстрым шагом идёт прочь. Не успев пройти и десяти шагов, он видит, как на землю падают первые капли, большие и тяжёлые. Почувствовав, как дождь начинает барабанить по плечам и открытой голове, мальчик переходит на бег. В их маленьком лагере царит сумятица: мать, отбросив книжку, борется с застежкой ремня, фиксирующего большой отцовский зонт на раме велосипеда; отец, уже проснувшийся, но ещё не пришедший в себя, сидит под дождем с осоловелым видом, пытаясь понять — что происходит. Наконец, проснувшись окончательно, он приходит на помощь матери. Через какие-то полминуты зонт раскрыт, а ещё пару мгновений спустя под него буквально влетает Креван. Семья, обнявшись, сидит под зонтом и смотрит, как ливень набирает силу. Мать предлагает устроить забег к ивовой роще и переждать дождь там. Мальчик вздрагивает. Отец задумчиво смотрит в сторону ивняка, хмурится (скорее всего, ему лень куда-то бежать, но сыну чудится тревога в отцовских глазах), потом напускает на себя напуганный вид и шепчет срывающимся голосом: «Плохая идея… Мне кажется, там кто-то прячется. Может быть, это кролик или мышь, но что если это кракен или гигантский паук? Вот будет потеха!» Креван не верит своим ушам (что такое «кракен» он не знает, а спросив позднее у матери, будет поражен ещё раз) — неужели отец тоже что-то чувствует?! Но, заглянув в его глаза, сын видит там озорные искорки и понимает, что отец дурачится. Мальчик фыркает с явным облегчением, мать хихикает. Отец до последнего пытается сохранить озабоченно-серьёзное выражение лица, мать с сыном, видя это, смеются ещё сильнее. Отец не выдерживает, сдаётся и хохочет до слез. Многоголосый смех перекрывает даже шум ливня. Креван всхлипывает, вытирает глаза рукой, ещё теснее прижимается к родителям и думает, что вот он — момент наивысшего счастья…