- С каких это пор ты стал чертовым семьянином? Ты работал на Синди много лет, ты жил в гримерках, а не с собственными детьми!
- Вот именно, Софи! Теперь я хочу отдать себя семье! Полностью!
Софи больше нечего было возразить. Боб любил свою семью, и она не смогла с этим поспорить. Она поняла, что ей больше ничего от него ненужно. Она вдруг успокоила свое нервное дыхание, и сказала более тихим тоном:
- Удачи тебе, Боб! – после чего развернулась и стала уходить.
Ей хотелось заплакать, но она почувствовала, как рука Боба схватила ее за локоть и заставила остановиться. Она сдержанно посмотрела на него. Боб, вспоминая разговор, сказал ей:
- Постой, Софи! Ты говорила, тебе нужна моя помощь? Говори! Я сделаю все, что в моих силах сейчас!
Софи молчала. Ей не хотелось говорить, но ветер в ее карманах заставлял это сделать.
- Дай мне 300 фунтов! – сказала она именно то, зачем пришла сюда.
Боб понимал значимость этой суммы, но он никак не мог отказать Софи в данный момент. Он стал искать деньги в своих карманах, но более 100 фунтов он в них не нашел. Он почувствовал себя еще более неловко. Протянув руку, он сказал:
- Это все что есть! Прости!
Софи со стервозностью вырвала эти 100 фунтов у него из ладони и сказала с не меньшей отвратностью:
- Спасибо хотя бы за это! – после чего резко повернулась и пошла.
И Боб и Софи знали, что это последняя их встреча. Но никто из них не сказал друг другу «пока». Софи была невероятно злой на Боба, при том, что в некой степени понимала его. Боб попросту мог считать себя предателем, каковым, наверняка, его считала Софи. Ему не хватило смелости в голосе, чтобы сказать что-либо в ее адрес. Возможно, прощание по-английски было единственным логичным вариантом для этих двоих.
И пока Софи пыталась хвататься за любую тростинку, Натаниэль пил чай на ферме Уолкоттов. Как когда-то давно, в 1978-ом году, он ел все тот же черничный пирог, который отменно получался у Катрин.
Она, как всегда, выглядела добротно сдержанной, время от времени добавляя какие-то фразы, что-то вроде «Какой вкусный пирог», или «Какая хорошая погода за окном», или «Как хорошо проводить время в узком семейном кругу». Но это не лишало Натаниэля некой подавленности. Он не чувствовал себя членом этой семьи. Ему хотелось быть с Софи. Уолкотты вовсе не переживали из-за смерти своей дочери по сравнению с Натаниэлем. Так казалось самому Натаниэлю. Как и Билл, так и Катрин не выглядели горем убитыми.
Билл, как всегда, был молчалив. Его угрюмое лицо словно говорило: «Тронь меня, и я тебя тресну». Поэтому Натаниэль не осмеливался долго на него смотреть. Билл быстро доел свой кусок пирога и ушел, видимо в сарай. И это облегчило самочувствие Натаниэля. Катрин, видимо того и ожидая, тоже вздохнула с облегчением и стала разговаривать с Натаниэлем более откровенно. Она сказала:
- Не переживай, Натаниэль! Со временем тебе станет легче. Ты узнаешь нас получше. Давай, я покажу тебе твою комнату!
Натаниэлю стало интересно и он молча согласился. Узнав, что раннее это была комната Синди, он еще больше возжелал познакомиться с данной комнатой. Он проследовал за Катрин.
- Эта ее комната? – переспросил он, когда Катрин открыла дверь в комнату.
- Да. Эта детская комната Синди. Она жила здесь, пока не стала жить отдельно. Спустя много лет я ничего здесь не меняла. Возможно, я надеялась, что когда-нибудь она вернется. – с ностальгией в глазах говорила Катрин, осматривая комнату, - Познакомься по ближе. Можешь осмотреть здесь все. Я не стану тебе мешать. – сказала она и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
Тишина. Данный момент могла наполнить лишь волнительная тишина. Натаниэль, став посередине комнаты, осторожно осматривал комнату по сторонам. Он вникал в прошлое своей матери.
Не смотря на небольшие параметры домика Уолкоттов, комната Синди выглядела довольно внушающей. Она была где-то 6 на 8 метров, и поначалу она поглощала взор Натаниэля.
Обои выглядели старыми, но имели приятный бледно-розовый цвет с какими-то линиями и узорами. В одной из стен, напротив двери, было окно, справа от него кровать, по сторонам которой были стол и тумбочка. Напротив кровати стоял огромный шкаф, почти по самый потолок. Видимо только такой шкаф мог удовлетворить потребности Синди. Справа от шкафа, на другой стене, висело огромное овальное зеркало. Вовсе пыльное. Видимо Катрин чересчур «ничего здесь не меняла».
Натаниэль присел на кровать. Она показалась ему довольно жесткой. Потом он посмотрел на потолок и увидел там старую люстру, видимо годов 40-х, совершенно безвкусную, напоминавшую порванные листья. Она была не менее пыльной, чем все остальное.
Пытаясь отвести взгляд от этой ужасной люстры, внимание Натаниэля снова захватил шкаф. Ему, все же, было интересно заглянуть в него. Каковы скелеты Синди?
С нетерпением, но некой осторожностью Натаниэль открыл гардеробную часть шкафа и ничего кроме пыли там не обнаружил. Возможно, Катрин убрала хотя бы одежду. Открыв дверцу, за которой скрывались громадные полки, его энтузиазм вовсе стал потухать. Неужели ничего интересного? Оставались лишь дверцы ящиков, в которых, наверное, тоже ничего не было. Но Натаниэль решил открыть каждый из них. И, да, там тоже ничего не было.
Скорей всего, Катрин убрала вещи, или Синди увезла их с собой. Интерес Натаниэля найти здесь что-нибудь имеющее отношение к Синди, пропал. Он еще раз безнадежно окинул взглядом ящики шкафа. И в этот раз он что-то заметил, кроме пыли и пустоты. Под слоем пыли ему показался краюшек какой-то старой бумаги. Натаниэль протянул руку и взял этот кусок оторванного бумажного листка и решил присесть на кровать, чтобы лучше рассмотреть найденное им.
Бумага была потертой временем. Но на ней он смог прочитать адрес: «Хаунслоу. Виттон 75». Это был почерк Синди. Резкий почерк юной Синди. И Натаниэль задумался, чтобы это могло значить.
Он стал думать, но не мог додумать своих версий. И как только он стал что-то предполагать, дверь комнаты открылась, от чего он передернулся.
- Натаниэль! – сказала Катрин, появившаяся в дверном проеме.
- Да! – ответил Натаниэль, быстро засунув кусок бумажки себе в карман.
- Тебя дедушка Билл зовет! Шел бы ты поскорей, а то он не любит ждать! – сказала Катрин ласкательным тоном.
- А где он?
- В сарае. Ему нужна твоя помощь.
- Хорошо! Уже иду! – сказал Натаниэль и насторожился.
Именно этого он не хотел больше всего. Он до сих пор помнил ужасающий его сарай. Он помнил гнилой запах, который издавали туши дохлых ворон. И он не хотел оказаться вместе с Биллом там, наедине, снова. Но он должен был туда пойти.
Выйдя из дома, Натаниэль набрал побольше воздуха в легкие. Он заметил, как на западе заходило Солнце. Совсем рядом тянулась та самая дорога, по которой он приехал сюда, а возле нее красовалось совсем свежее голое поле, которое ожидало своего посева. Повернув налево, Натаниэль увидел то самое жабье болото (якобы ставок), за которым и был ненавистный сарай. И, стараясь без доли сомнений, Натаниэль пошел к нему.
Он, не спеша и аккуратно, стал заходить вовнутрь и, сделав несколько шагов, остановился, не заходя вглубь сарая. Он увидел Билла, стоящего у стола к нему спиной, как тогда, давно. Он что-то делал своими грубыми руками. Рядом с ним сидела мерзкая Мадонна, которую он отпустил с цепи. Увидев Натаниэля, она зарычала, и Билл понял, в чем дело.
- Фу! – сказал он, продолжая мастерить.
Мадонна послушалась своего хозяина и замолкла. Натаниэль, поглядывая на злую суку, стал аккуратно подходить к Биллу, но его шаги были подобны черепашьим.
- Не бойся, подходи. – буркнул Билл, не поворачиваясь.
Натаниэль подошел ближе, но впритык Биллу он подойти не осмелился, остановившись где-то в трех метрах от него. Ожидая дальнейших указаний, он молчал, но постояв так около минуты, Натаниэль сам решил заговорить с Биллом. Неуверенным голосом он сказал:
- Вы звали меня? – смотря на его спину.