- Посмотрим. – и ушла.
XXV Глава
Лето пылало всеми красками жизни, вот только для Евы все было окрашено в черный цвет.
По приезду Астрид, она поделилась всем богатством событий минувшего месяца. Она рассказала все, что с ней произошло, и Астрид ничего не оставалось, как приютить Еву на своем плече.
Она была подавлена. Она понимала, что теперь ее шансы стать моделью сошли на нет. Фотографий нет, агентов тоже. Нет журналов и газет. В ее душе была зима и ей чужды были улыбки.
Астрид рассказывала Еве про Норвегию, не зная по началу, что твориться у нее в душе. Еве было все равно. Астрид пыталась хоть как-то отвлечь ее данными разговорами.
Ей понравилась Норвегия. Неспешная жизнь живописных фьордов. Она никогда в жизни не была такой счастливой. Она наконец-то поняла, что такое проводить время вместе с матерью, в кругу семьи. Вместе просыпаться, чистить зубы, улыбаться друг другу, завтракать и помогать по дому. Это и есть счастье.
Карл – жених ее матери, оказался вполне приветливым, светлым и дружелюбным человеком. Астрид поменяла свое мнение относительно него.
Ее жизнь стала позитивнее. Будто все свои 18 лет Астрид ждала именно этого. Она поняла, что мать действительно делала все это ради нее, и ради семьи. И теперь Астрид была готова отплатить ей своей любовью, иногда даже чувствуя тоску по матери. Теперь ей не хватало ее.
Ева была на противоположном полюсе. Она не могла разделить радость Астрид. А новость о том, что следующим летом Астрид уедет в Осло навсегда вовсе забила последний гвоздь в ее труну. Ева стала выглядеть хуже покойника.
Однажды, повидав Сару в паре десятков метров от себя, Ева почувствовала огонь в своей душе. Но она ничего не предприняла. Ни руку поднять, ни заговорить. «Это ничего не изменит» - думала она, концентрируя на Саре всю свою ненависть.
Она осознавала, что именно Сара испортила ей будущее. Но именно это все больше погружало ее в печаль. Ощущение себя неудачницей.
Ева пыталась убежать от всего этого, погружаясь в книги. Она читала все подряд: классику Гете и Шекспира, русский символизм, современных мировых писателей. Все ответы она пыталась найти в книгах. Все черпала из них. Лишь они ее спасали.
Все люди гуляли, веселились, ездили на пляж, на вечеринки, жили жизнью. Только Ева была погружена в свой внутренний мир, сидя на кровати в комнате Астрид. Она читала философию и убивала свое время. Она пыталась найти смысл в трудах Ницше, ибо фиаско отбило у нее интерес к жизни.
Астрид было больно смотреть на свою лучшую подругу. Она понимала всю трагедию ее души. У нее отобрали мечту! Что может быть хуже? Утешения не срабатывали. Пойти напиться Ева также не хотела. Астрид решила не мельтешить перед ее глазами. Она слишком хорошо знала Еву, чтобы оставлять ее одну. Ей так будет лучше. И когда Ева вдоволь намолчалась, она сама заговорила с Астрид в преддверии нового учебного года.
- Значит, ты уедешь навсегда? – спросила она.
- Получается, что да… - обреченно сказала Астрид.
- Я рада за тебя! Нет, правда! Я рада! Ты, наконец, обрела свое счастье. Ты, наконец, можешь жить с мамой, полноценно.
- Брось, Ева! Я же вижу, как тебе больно говорить все это!
- Нет, Астрид! Послушай меня! Я как никто другой отлично знаю, что такое не иметь родителей! Что такое отсутствие матери в твоей жизни. И ты делаешь это ради своей матери. Так будет правильней.
Астрид с жалостью посмотрела на печальное лицо Евы и обняла ее руками за талию, после чего сказала:
- А как же Синди?
- А что Синди?
- Ты же ее любишь? Как родную мать?
Ева подняла свои глаза на Астрид и пронзительно посмотрела ей в глаза, после чего не в силах сдержать свои слезливые веки, опустила голову вниз и зарыдала. Астрид обняла ее голову своими ладонями и крепче прижала к себе. Ева сказала сквозь слезы:
- Я больше никто! И буду никем!
- Эй, родная! Ты чего? Все в порядке! Ты не виновата! Это все эта дрянь! Вспомни, что говорил тебе Генрих! Он мыслит обратно. Не так ли? Ты помнишь, что он тебе говорил?.. – пытаясь успокоить Еву, говорила Астрид.
- Да. Он говорил, что у меня есть будущее… - вяло говорила Ева сквозь слезы.
- Вот видишь! Это сказал тебе профессиональный фотограф с мировым именем! А ты киснешь. Сара – никто. Ее поступки и ее мнение ничего не значат для тебя. Если у тебя нет фотографий, это еще не значит, что нужно сдаваться! Соберись! Ведь ты Ева Адамс?! А то я тебя не узнаю, подруга!
Данные слова здорово встряхнули разум Евы. Она, наконец-то, перестала плакать и улыбнулась, покрепче обняв Астрид в знак благодарности. Она словила себя на мысли, что хватит киснуть как компот. Действительно, где та Ева Адамс, которую все знают? Которую знает сама Ева? Она должна крушить стены, а не умываться слезами. И вспоминая, кто она, Ева взбодрилась, снова полная энтузиазма.
Не все кончено еще. Фирменная смекалка Евы Адамс была на ее стороне. И она подумала, что кроме официальных, должны были быть еще пробные, рабочие версии фотографий, которые не попали в портфолио. И Ева надеялась, что Генрих сохранил их где-нибудь, иначе им место на мусорке.
Найдя всю ту же визитную карточку Генриха Вандерсмайла, Ева набрала номер офиса в ожидании чуда. Шли гудки, она безумно переживала. Ей хотелось, чтобы искра переросла в огонь, а не канула в безнадежность. Прошло уже два месяца с тех пор, как Генрих сделал ей те фотографии. И кто знал, что сейчас ждет Еву на том конце провода.
- Здравствуйте! – прозвучал голос секретарши в телефонной трубке Евы.
Ева, тут же отстраняясь от какого-либо волнения и церемонии, решила сразу говорить в лоб:
- Здравствуйте! Мне нужен Генрих Вандерсмайл!
Голос в телефонной трубке стал перечислять разные услуги, всякую ерунду, совершенно не нужную Еве. Та, не стерпев, чуть ли не вскрикнула:
- Черт! Мне нужен Генрих Вандерсмайл! Лично! Он на месте? Скажите, что ему звонит клиент из Prada. Быстро! Пронто! Свяжите меня с ним!
После сих нервированных изречений Ева, наконец, услышала то, что хотела услышать. Ей пообещали соединить с Генрихом в течении полуминуты и в трубке телефона началась переадресация на иной номер. Видимо, Ева была настолько убедительной, что секретарша стерпела хамский тон и соединила ее с Генрихом.
- Генрих Вандерсмайл слушает! – прозвучал знакомый голос в телефонной трубке Евы.
В этот момент ее накатила радость, и ей хотелось прыгать от счастья. Как же она соскучилась по этому теплому голосу.
- Генрих, привет! – чуть ли не вскричала она, - Это я – Ева Адамс! Помнишь меня? – с нарастающей радостью в голосе.
- Ах, Ева! Разумеется, помню! Привет. А ты что, уже работаешь на Prada? – приветливым голосом говорил Генрих.
- Что? А, нет! Пришлось так сказать, чтобы я могла поговорить с тобой, Генрих. – смеялась Ева.
- Молодец! Ты изобретательная! – в ответ смеялся Генрих.
- У меня к тебе есть очень важный вопрос! Можно сказать, вопрос жизни и смерти! Пожалуйста, можешь уделить мне две минуты своего драгоценного времени?
- Да, пожалуйста! А что случилось?
- У тебя остались хоть какие-нибудь фотографии с нашей фотосессии?
- Разумеется. Я никогда не выбрасываю плоды своей творческой деятельности. Какими бы они не были. А зачем они тебе? Я же вроде отобрал тебе портфолио. Или что-то не так?
- Понимаешь, такое дело… - затягивала Ева.
Ей не совсем было приятно рассказывать все, что случилось тогда с ней и с фотографиями, ибо не хотела, чтобы это выглядело как стукачество. Но по-иному она не могла. Она должна была сказать все, как есть, поверит ей Генрих или нет. Но он должен знать всю правду. Ей это нужно.
- В общем, Сара уничтожила мои фотографии. – сказала она с не охотой.
- Что? Сара? Но как?
- Обычно. Я пришла за фотографиями, как мы с тобой и договаривались. Но она сказала, что выбросила их, после чего вовсе озверела и накинулась на меня с нездоровой ненавистью.