Ева стала принимать участие в различных сексуальных парадах, поддерживая нетрадиционные сексуальные ориентации, придерживаясь все той же собственной асексуальности. Ева пыталась опровергнуть любые гендерные вариации, призывая смывать границы сексуальных и половых отношений. Она выступала с речами против сексизма и дискриминации направленной на сексуальную ориентацию. Ее бесполая репутация лишь помогала ей в этом. Ева объединяла людей. Находились толпы поддерживающих ее, но и толпы недовольных ее деятельностью.
Однажды, после напряженных творческих будней, довольная собой, Ева решила взять недельный отпуск. И сказав об этом Оливье, Ева пришла в свой милый дом и наконец-то скинула балласт эмоциональных напряжений.
Она с удовольствием сбросила с себя уже так надоевшие ей туфли на шпильках. Пошевелив пальцами ног, она с удовольствием прохрустела ими, после чего нашла бутылку красного вина и налила себе в бокал. Она вышла на балкон, из которого отлично было видно Эйфелеву башню. Казалось, до нее можно дотянуться рукой.
Ева плюхнулась на раскладное кресло, опрокинув свои изящные ноги на перила балкона, задрав их так, что ее светлое шелковое платье сползло ей к животу, открыв нежные трусики, что никак не беспокоило ее. Она облокотила свою голову о спинку и наслаждалась минутой уединения.
Ева словила себя на мысли, что не отдыхала так с момента самого приезда в Париж. Теперь же она попивала вино, внимая уличные звуки Парижа, довольствуясь собой, за все то, что она проделала за эти три с лишним года здесь. Она сама не могла поверить в то, что так бывает. Что она может лежать и ни о чем не беспокоиться. Она так забегалась и устала. Причем никто не должен был этого знать. И как только Ева осознала все это, ее домашний телефон зазвонил противным звуком.
- От черт! Та пошли вы! – не сдвинувшись с места, сказала Ева недовольным тоном.
Телефон зазвонил во второй раз. Ева стала чувствовать себя все более раздраженной.
- Чтоб вы провалились! Дайте мне покой! Пяти минут не можете без Евы Адамс!
И когда телефон зазвонил в третий раз, то Ева не смогла стерпеть и со злостной стремительностью вошла в комнату, чтобы снять трубку телефона.
- Да. – сказала она резким голосом.
В телефонной трубке раздался знакомый голос вахтерши, которая связывалась с элитными жильцами данного комплекса по надобности.
- Ах, Жаклин. Надеюсь, у тебя действительно что-то важное, иначе тебе придется искать иное место работы. – сдержанно сказала Ева.
- Мадемуазель Адамс. Некий Генрих Вандерсмайл настаивает на визите.
- Генрих? – удивленным, более добротным тоном сказала Ева, - Пусть проходит! – не раздумывая, продолжила она.
Ева тут же подобрела и посветлела в своих мыслях. Она давно не виделась с Генрихом. И ее удивляло то, что он не забыл о ней, решил навестить. Однажды она видела его в Париже на одном из показов, но максимум, что вышло из их разговора, так это обмен координатами. Впрочем, Генрих всегда был таковым, и от него можно было ожидать дружеского внимания. Он всегда мог напомнить о том, что у кого-то есть такой великолепный друг. И Ева вдохновлялась данным фактом. Она тут же преобразилась и теперь с ее лица не спадала улыбка в ожидании Генриха. Ему нужно было преодолеть пять этажей. И когда Генрих оказался перед Евой, та сразу же узнала его неподдельную улыбку и обняла его.
- Ева! – вскрикнул он в радости, также пустившись в объятия.
- Я так рада видеть тебя, Генрих, что сама не верю своим глазам! – сказала Ева.
Они не отпускали друг друга, как и должны были обниматься старые друзья, не видевшиеся триста лет. Когда же Ева смогла отцепить от себя Генриха, она пригласила его вовнутрь и предложила сесть.
Генрих пришел не с пустыми руками. Он знал любовь Евы к алкоголю, поэтому не мог проигнорировать возможность сделать ей приятное, достав из своей сумки старое дорогое шампанское и шоколадные конфеты. Ева не могла скрыть своего умиления.
- Не знаю, можно ли тебе конфеты… - подшучивая, говорил Генрих.
- Мне все можно! – сказала Ева, махнув рукой на Генриха и свою фигуру.
Генрих открыл шампанское и разлил по бокалам, после чего они с Евой быстро выпили по первой. Налив по второй, они начали разговариваться.
- Уж не ожидала я, что ты решишь навестить меня. – говорила Ева, сидя напротив Генриха, в таком же мягком и уютном кресле, в гостиной.
- Разве я посмел бы этого не сделать? – сказал Генрих, со свойственным ему обаянием, - Раньше у меня не было времени, как бы банально это не звучало. Хотя я очень хотел с тобой встретиться. Вспомнить былое.
- А теперь у тебя есть время?
- Теперь я свободен!
- В смысле? Это почему?
- Я больше не работаю в Париже! К черту!
Ева настороженно поменялась в лице. Немного погоняв шампанское во рту, она скрутила губы в трубочку, сделав задумчивый взгляд. После она глотнула и сказала:
- То есть?
- Я еду отсюда. Еду домой, в Лондон. Буду работать там. Здесь мне делать нечего. Надоело.
- Почему?
- Сложно сказать, Ева. Наверное, я уже получил от жизни все, что хотел. Деньги, признание, слава. Я насытился этим. Мода стала для меня обузой. Хочу заняться свободным творчеством. Мне надоел Париж, его напыщенность, позерство. То напряжение, которое ты чувствуешь здесь ежесекундно.
- И поэтому, ты решил прийти ко мне?
- В некотором смысле. Я подумал, что когда нам с тобой еще выпадет шанс повидаться. – нечто задумчиво говорил Генрих, после чего резко поменялся в лице, и с приветливой улыбкой продолжил, - Кстати, как твои дела? Поведай о своих успехах! А то у всех на устах слышу, но лучше услышать от тебя.
Ева была не против такого поворота разговора. Старый добрый Генрих всегда любил слушать кого-то другого. И Ева, зная это, сказала:
- Как видишь, я в топе! – говорила Ева, словно гладила себя по душевному воротнику.
- Я видел это еще с первого нашего кадра! – сказал Генрих, усмехаясь.
Они пересмотрелись, чувствуя странную ностальгию, словно ожидая друг от друга чего-либо. Ева словила себя на мысли, что должна бы поблагодарить Генриха за проделанное им. Но промолчала. Она допила шампанское в своем бокале и как-то отстраненно сказала:
- Первые полгода в Париже были самыми отвратительными для меня.
- Никто не говорил, что будет легко. Особенно в начале. Помнишь? – снова намекал на прошлое Генрих, наливая по новой.
- О, да! Но я с самого начала знала, что главное – это терпение. Нельзя останавливаться, даже если тебе переломали ноги. Ползи, карабкайся к славе, и к успеху. Ведь для этого я здесь. Я работаю на лучшие мировые бренды, нет дизайнера, который не хотел бы видеть меня на своем показе. Я регулярно попадаю на обложки мировых журналов. Меня приглашают на ТВ. – Ева начала теряться.
- Я рад, что у тебя все получилось! – сказал Генрих, после чего их с Евой взгляды задержались друг на друге.
Не медля, он тут же продолжил:
- Кстати, что там за скандал с Victoria’s Secret?
- Ах, это! – засмеялась Ева, - Эти тупицы хотели, чтобы я позировала в нижнем белье в коллективном снимке, с остальными моделями: Наоми, Хайди, кто там еще был…
- И тебя это смутило?
- Нет, Генрих. Меня не это смутило. Просто у каждой топовой модели есть свои принципы, касающиеся образов в кадре, либо самих фотосессий. Причем у некоторых они действительно причудливы.
- И каковы же твои принципы? – напряг свое внимание Генрих.
- Я никогда не позирую для коллективного фото. В кадре должна быть только я. Или без меня. Но я одна в кадре. Там не должно быть никого иного. А еще я не фотографируюсь в бикини. Топлес – без проблем. Любой участок тела, грудь, соски, хоть без кожи. Но линию бикини я в трусиках не показываю. Максимум – мини-шорты. Такие мои принципы.