- Хорошо. Я понял. Но не кажется ли тебе, Ева, что последний момент мог бы привлечь к себе больше внимания, если бы ты…
- Нет, Генрих. Не мог бы. В этом и заключается твоя ошибка и ошибка многих фотографов, думающих аналогично. Наоборот. Запретный плод сладок. Людям всегда будет интересно, что же там за хозяйство, которое сокрыто от их глаз. От этого их внимания будет больше, чем от протянутого на ладонях. Нужно уметь играть с людьми. Я знаю, что я делаю. Пусть я не буду соответствовать ожиданиям и запросам, зато я буду сама собой и сотворять вокруг себя свое искусство.
Генрих был поражен словами Евы. Но он все еще не понимал:
- Так, а почему ты не хочешь быть с кем-либо в кадре?
- Хм… - задумалась Ева.
Она знала почему, и ее хитрые глаза выдавали это. Она долго не хотела говорить, но потом сказала, пытаясь сделать это как можно лаконичнее:
- Это было на одной из фотосессий с Малколмом. Он хотел сделать коллективный снимок. Но я поняла, что не должна этого делать. Это сложная история. Давай, не будем об этом. А то у меня слаживается такое впечатление, будто ты меня интервьюируешь. Опустим тему моды.
- Хорошо. – согласился Генрих, улыбаясь.
Он непринужденно мог начать любую тему. Слово за слово. Генрих был отличным собеседником. С ним было интересно общаться и иметь разговор. Ева растворялась в его словах, чувствуя себя все более расслабленной. Сев в своем кресле боком, она перекинула ноги через мягкий подлокотник кресла и скрестила их, отперевшись своей спиной на второй, допив шампанское в бокале. Генрих обратил внимание на изящные ноги Евы, но продолжал глаголить, пытаясь не вникать в природную красоту Евы. Лишь когда он заметил, что Ева стала закрывать глаза, он решил, что пора включать Еву в разговор и спросил у нее:
- Кстати, что там у тебя с общественной деятельностью? Я слышал, ты активно борешься за что-то?..
- Да. Только не «за», а против. Направляю общество против сексизма. Через два дня мне придется выступить в прямом эфире. Так что, если будет время, посмотри.
- Через два дня меня уже здесь не будет. – сказал Генрих, но добавил, - Но постараюсь увидеть где-нибудь в Лондоне.
Они оба усмехнулись.
- Скажи мне, Ева. Разве тебе не хватает мира моды? Зачем тебе эта политика или социология? Насколько я помню, ты хотела быть в первую очередь моделью. У тебя уже есть любимое дело. Зачем тебе иные проблемы?
- Рожден цвести, а затем умереть. Помнишь? Это ты мне говорил.
Генрих усмехнулся и покивал головой. Ева не могла быть другой, и он знал это. Он вдруг почувствовал, как ему захотелось домой. Он смотрел на Еву и думал об этом.
- Я скучаю по Лондону. – сказал он, - Помню, когда я еще все только начинал, молодой, амбициозный парень. Во мне кишило летучими мышами грез. Мне было всего лишь 16. Я оканчивал школу фотографов. Многие восхищались моей прыткостью. Мало кому удавалось достичь подобного в столь юном возрасте. Все называли меня гением. А я никогда не признавал подобного. Я не хотел им быть. Я лишь хотел фотографировать. Я хотел вложить часть своей души в мир, в котором я живу. В каждую свою фотографию. Но когда твою душу разглядывает кто-то из спонсоров, то она сразу же начинает измеряться деньгами. Я хотел заниматься своей работой. И когда в один момент я разглядел всех тех людей, окружающих меня, называющих меня другом, я понял, что каждый из них для меня никто. Друзья для меня те, кто видел меня раньше. До успеха. Поэтому, я хочу вернуться и посвятить остальную часть своей души им. Я им должен. За разлуку…
Ева слушала его и вспоминала что-то свое. Некая грусть показалась в ее взгляде.
- Я был бы очень рад видеться и с тобой Ева. Представь, мы, как простые люди, вдруг встретились на одной из улиц Лондона, или в метро. Это ведь так прекрасно. Хотя, я понимаю, у тебя сейчас другие приоритеты и планы на жизнь. И я рад, что ты счастлива. Не упускай того момента, что сделает тебя счастливой. Ведь, на самом деле, он выпадает так редко. Хм.. Даже не вериться. Всего пару лет назад я не мог найти время на кого-либо, в том числе и на тебя. Теперь же я свободен. А ты напротив, еле находишь время на меня…
- Не беспокойся, Генрих. Для тебя время найдется. – оживившись, сказала Ева.
Их разговор перестал клеиться. Генрих что-то пытался навязать еще пару минут, но потом ему стало ясно, что пора идти. Глянув в погруженное какими-то мыслями лицо Евы, он сказал с огромной не охотой в голосе:
- Что ж. Уже время. Скоро самолет. Прости, Ева. Мне пора.
- А? – вновь включилась Ева, добавив, - Ничего, Генрих. Давай, я тебя проведу.
Ева выглядела задумчивой. Она провела Генриха к двери и стала выглядеть еще более грустно. Но когда она увидела самую прекрасную улыбку на планете, обладатель которой стоял перед ней, она сразу же улыбнулась в ответ.
- Я был чертовски рад повидаться с тобой, Ева! – сказал Генрих, перед тем, как переступить порог.
- Ты не представляешь, как я была рада. – говорила Ева, не отрываясь от улыбки Генриха.
- Знай, главное – это быть собой. И ты всего достигнешь. – сказал Генрих, собираясь уходить, но остановился напоследок, чтобы добавить, - Кстати, у тебя бомбезные ноги.
Данные слова развеселили и прельстили Еву. Ей не хотелось прощаться с Генрихом. Но ей пришлось это сделать. И закрыв свою дверь, она прислонилась к ней спиной и прикрыла глаза в мыслях. Она чувствовала, как Генрих пробудил в ней ностальгию. И она не могла успокоиться.
Она устремилась к серванту с ящиками. И открыв один из них, она посмотрела на что-то знакомое, лежавшее внутри. Это были конверты с норвежскими марками и знакомой подписью. То, на что с болью смотрела Ева. То, что отводило ее на несколько лет назад. То, от чего она пыталась отстраниться и забыть.
Взяв в руки эти два конверта, Ева словно металась в шекспировских мыслях: «Быть или не быть». Открыть ей эти два конверта или нет. Но мгновенная мысль «я распрощалась с прошлым» подавила в ней любые сомнения, наполнив разум наркотиком нарцисса внутри. Она вернулась в будни Евы Адамс и снова спрятала эти конверты куда подальше. Ей так хотелось. Почему? Она сама не знала. Спрятав их, она сказала сама себе с самодовольством:
- Да. У меня бомбезные ноги! – после чего дико улыбнулась и решила закрепить недавно выпитое шампанское чем-нибудь более крепким, чтобы забыться.
XXX Глава
- Меня беспокоит проблема сексизма на планете. Настало время меняться людям, их морали. Мы живем хуже, чем в каменном веке. Что это за устои, которые не дают личности развиваться? Личность не должна привязываться к гендеру. Она свободна. Понятия гендера ущемляет личность. Личность же должна стоять выше этой ступени.
- То есть, вы хотите сказать, что свободная личность беспола? Или что человек должен быть бигендерным?
- Нет. Я не говорила этого. Люди ни в коем случае не должны быть уподобленными мне. Это я такая. Я самый явный пример сущности вне гендера. Но я осознаю, что данная сущность каждого из вас – утопия. И я сейчас не об этом. Я говорю именно о том, что люди не могут выйти за те рамки мышления, в которые сами себя загнали. Они привыкли мыслить с точки зрения гендера. И это губит человечество. Эти неправильные традиции лишь вредят человечеству. Они затмевают разум. Этого не должно быть.
- Вы можете привести какие-либо конкретные примеры?
- Да. Я приведу вам несколько из них, самых абсурдных, на мой взгляд.
Первое: почему, когда мужчина находится внутри помещения в головном уборе, то это считается дурным тоном? Хотя к женщинам данная условность не относится.
Второе: в большинстве случаев при разводе в браке, женщина-мать имеет большее преимущество в том, чтобы оставить ребенка у себя. Хотя мужчина-отец имеет ровно такое же право на своего ребенка.