Ей было так плохо. Не только в теле, но и в душе. Настроение Евы вовсе не давало ей поводов улыбаться. С каждой секундой ее осознание причины нахождения здесь все расширялось. Она знала, что ничего хорошего это не предвещает.
Пытаясь сосредоточить свой взгляд, она пыталась посмотреть на свои руки, похожие на руки мертвеца. Они были покрыты язвами, уколами, гнилыми ранами, засохшей кровью. Их мертвый запах смешивался с запахом медицинского спирта. Она не верила тому, что все может быть настолько плохо.
Она чувствовала давление, которое казалось всесторонним: «Сейчас придет Оливье. Как мне смотреть ему в глаза? Я полное ничтожество. Ветвь деградации в деревьях общества. Действительно, что же я делаю! Кто я? Ведь, это не я! Это другая личность!..»
Ева очередной раз понимала свою ничтожность перед Оливье. Хотя его еще здесь не было. Утопая в истеричных мыслях своего сознания, она все больше привыкала к свету. Хоть боль в глазах стала пропадать. Немного легче. Пусть Ева пыталась не подавать признаков боли, на самом деле ее беспокоило все. Все рвалось наружу у нее в данный момент.
В первую очередь ей захотелось приподняться. Так будет легче думать. Она должна привести в порядок свои мысли. Остальное не важно. Ева почувствовала, как приподняться ей мешают катетеры. Но стараясь не обращать внимания на них, она поднялась повыше, отперевшись на локти, после чего заметила бегущего по коридору Оливье. Через пять секунд он будет здесь. Ева набрала воздуха в и без того больные легкие, пытаясь морально настроить себя. Вбегая в палату Евы, Оливье восклицал:
- Слава Богу, Ева! Слава Богу!
Не успев толком забежать в палату, он тут же кинулся к ней с объятиями, пытаясь сделать это как можно осторожнее, при всем желании сделать это как можно душевней и сильней. Он выглядел безумно счастливым, но взволнованным.
- Ева, ты проснулась! – трогательно сказал он.
Ева посмотрела в тревожные глаза Оливье и сказала:
- Да, а что?
Оливье уселся рядом на койку Евы, и стал рассказывать Еве со всей своей обеспокоенностью в глазах:
- Ты пять дней пробыла в коме, Ева! У тебя была передозировка наркотиками. Ассистент пришел к тебе домой и обнаружил тебя при смерти. Врачи сказали, что у тебя наркотический коматоз. Тебя еле реабилитировали. Ты чуть не умерла, Ева!
Она уставилась в одну точку, погрязнув в свои мысли от слов Оливье. Ева понимала, что который раз подставила Оливье, который постоянно защищал ее от всех. Она зашла слишком далеко. Особенно с наркотиками. Теперь она не могла этого отрицать. И к ней быстро пришло это понимание.
- Прости меня, Оливье! Прости за все! Я не знала, что я делаю!.. – печальным тоном стала говорить Ева.
Оливье пытался утешить ее. Безусловно, он сердился. Но на данный момент он не мог обидеть свою музу. Он ласково прижал ее к себе. Ева, пытаясь держать эмоции при себе, спросила:
- Когда показ?
- Через два дня. – сказал Оливье.
Он посмотрел на растерянную и в то же время с сумасшедшим взглядом Еву, и прочитал тот намек в ее глазах, который уже был у нее на языке.
- О, нет! Ева, даже не думай мне говорить это! – молвил он.
- Я должна, Оливье! – сказала она с отчаянием.
- Ни в коем случае! Ты меня слышишь? – как можно убедительнее пытался говорить Оливье, - Ты хоть раз в жизни можешь подумать о себе? Почему у тебя в голове одна работа и признание?
- Я подставила тебя, Оливье! И я должна это сделать!
- Остановись, Ева! Ты не слышишь, о чем я тебе говорю? Ты 10 минут назад вышла из комы, а тебе уже работу подавай! Думаешь, тебя ждет подиум? Прости! – твердо говорил Оливье.
Ева понимала беспокойство Оливье и все его слова относительно работы. Но сейчас она не думала о данном. Она действительно хотела сделать это ради Оливье. Столько раз он терпел фиаско по ее причине. Выйти на подиум, а потом будь что будет. Признаться себе в том, что ты наркоман – значит сделать первый шаг к собственному выздоровлению. Но лишь после показа.
- Chanel знают? – спросила Ева.
- Chanel пока не знают. Я сказал, что ты попала в аварию и тебя положили с черепно-мозговой травмой. – сказал Оливье, чем помазал душу Евы.
- Ты лучший, Оливье! – сказала она, бросившись в объятия.
Она была и рада и смущена одновременно. Оливье так выгораживал ее, рискуя собственной шкурой. Ева никогда не встречала подобных людей, которые были словно китайская стена для своего народа. Она мысленно проклинала себя, обещая, что сможет выйти на показ. Что оправдает слепую верность Оливье, который удосужился во всем служить такой скотине, как Ева Адамс. И она встала на ноги.
Этот показ был чрезвычайно важен как для Евы, так и для Оливье. Она не могла позволить себе пропустить его. Оливье слишком любил свою музу воплоти. Многие критиковали его за это. Модному миру казалось, что Оливье чересчур уделяет внимание Еве, тем самым «разбаловав» ее до безобразия. Этот тандем казался нерушимым. От Евы перло нарциссизмом, а Оливье не мог налюбоваться своей крохой. Многим это надоело. Поэтому, скандал с наркотиками мог бы стать последней каплей в этом жестоком мире моды, где каждый был готов съесть кого-либо даже за малейшую оплошность. Конкуренция стала слишком жестокой. Оливье очень опасался огласки их тайны с Евой.
«Я займусь этим после. Лягу в наркологию насколько угодно. Но я не могу так обойтись с Оливье. Он не заслужил такого отношения к себе с моей стороны. Я выйду на подиум, чего бы мне это не стоило. Ева Адамс решила, и она сделает это!» - подбадривала себя Ева.
Готье, МакКвин, Валентино, Лагерфельд – все это ждало Еву по ту сторону кулис. Это был один из самых звездных показов 90-х. Такое действо не могло произойти без мировых супермоделей. И без Евы. Ну и что, что она «попала в аварию». Она не раз доказывала свой статус «богочеловека на Земле». У нее была сверхмотивация. И она была готова порвать всех.
В гримерках знакомые столпотворения. Львиная доля этой толпы не дружелюбно косилась на Еву. Некоторые вовсе мысленно спрашивали себя: «И что она вообще здесь забыла?».
Действительно, внешний вид Евы оставлял желать лучшего. После всего произошедшего с ней, ее кожа была нездорово белой, ее круги под глазами стали еще чернее, а ее лицо вовсе не издавало признаков жизни. Ее руки-тростинки, казалось, переломятся, или их передавят собственные вены, вовсе синие, то ли от капельниц, то ли от чего-то другого. Но Ева держалась изо всех сил. Она старалась держаться молодцом на публике, не давая даже намека на то, что ей сейчас может быть плохо. Пусть только кто-то попробует ее пожалеть. Но нет, вдруг кто-то схватил ее за руку, от чего она вскрикнула:
- Ай! – чувствуя боль.
Это был Оливье, появившийся из-за спины так резко. По его внешнему виду можно было судить о его обеспокоенности и внутреннему огню.
- Что ты здесь делаешь? – недовольным, но сдержанным тоном сказал он Еве.
- Оливье, ты сам понимаешь, что это один из самых важных показов в моей жизни. И в твоей тоже! – пыталась донести до него Ева своим бессильным голосом.
- Ева, ты с ума сошла! – восклицал Оливье, ошеломленный ее приходом сюда.
Оливье запретил ей приходить на показ. Но Ева ослушалась его.
- Нет, Оливье! – противилась она его словам, - Я подставила тебя, и теперь я должна оправдать все твои надежды.
- Угомонись, Ева! Какие надежды? Даже если и были, то прошли! Мы заменили тебя другой моделью еще три дня назад на репетициях. Все решено.
- Как заменили? – с разочарованным лицом произнесла Ева.
- Так. Взяли и заменили. Мир не крутится вокруг тебя. Пойми же ты, наконец.
- Значит, уже все решено? В палате ты меня поддерживал, говорил, что все хорошо, а на самом деле у вас уже давно была замена!? Так что ли? – более возмущенно говорила Ева.
- Нет, не так! – пытался выглядеть не уязвимым Оливье.
- А как? – заводилась Ева, - Оливье, я пришла сюда ради тебя! Впервые в жизни я думаю о ком-то другом, кроме себя! Я признаюсь тебе сейчас в этом! А теперь, ты боишься?