Ева стихла и примолкла. Она смотрела в грустные, но совершенно спокойные глаза Оливье и ловила себя на мысли, что даже сейчас он больше думает о ней, чем о себе.
«Какой же ты дурак, Оливье! Почему я для тебя так много значу? Зачем ты подошел ко мне, тогда на выставке 1990-го года? Зачем ты мне предложил контракт? Зачем мне понадобился Маринелли? Черт!» - думала она, с чувством вернуться во времени и изменить все, чтобы никто не страдал.
- Что ты теперь собираешься делать? – сдержанным голосом молвила она.
- Вернусь в Бордо, к родителям. Буду помогать им в винном производстве. Больше не хочу иметь что-либо общее с модой. Не потому, что меня уволили. А потому, что я не хочу смотреть в глаза всем этим злорадным, гламурным стервятникам. Ты все, что у меня было в этом жестоком мире. Понимаешь? До тебя я сам не знал, чего хочу. Когда я стал с тобой работать, я осознал весь смысл жизни. Я обещал домам, что справлюсь, если все буду тянуть на своих плечах. Но я не справился с тобой.
- Это не так, Оливье!
- Нет, так! Это правда! Ева, я пытался сделать с тобой, все что думал. Я хотел слепить из тебя материал. Но ты сама себе хозяйка. Ты не позволила мне это сделать. Ты сама по себе. Твой образ независим. На него невозможно влиять. Понимаешь? И это твое главное отличие от всех остальных моделей. Ты ничем никому не обязана. Ты и есть причина самой себя. Ты сама создала своего Гермафродита.
После данных слов Ева еще больше захотела избавиться от всего того, что ассоциировалось с Евой Адамс. Она не хотела иметь отношения к этому образу теперь. Она понимала всей глубиной своей души, что лишь заставила страдать людей своим гордым образом Гермафродита. Она лишь причиняла боль и вела их жизни к краху. И она хотела прекратить все это.
- Да. Ты прав, Оливье. Я сама породила Еву Адамс. Я сама должна погубить ее. – сказала она.
Ей не терпелось закончить лечение и выписаться из этой клиники. Теперь у Евы было новое стремление.
Поначалу ей казалось это очень сложным и длительным процессом. Дни шли словно годы. Ее беспокоила ломка, мысли и стрессы. Ей больше не снился сон с Синди. Но она часто думала о нем. Вспоминая слова Синди в нем, она все больше ловила себя на мысли, что все меньше думает как Ева. Ее мысли стали казаться ей противны. И когда шел пятый месяц ее нахождения здесь, она уже была уверена в своих мыслях. Она знала, чего хочет. Чего хочет она, а не Ева Адамс.
Вероятней всего, Оливье уже готовился собирать виноград и жать его ногами. А в мире вдоволь назлорадствовались и забыли о Еве. Ей очень хотелось туда. Ей хотелось выйти на улицу, в мир, на волю. И когда врачи выписали Еву, она с нетерпением вернулась на улицы Парижа. Ей хотелось гулять. Только ей не хотелось, чтоб ее узнавали.
Придя домой, она встала перед зеркалом и сказала:
- Хватит. Я больше не могу тебя видеть. – после чего открыла ящик и достала оттуда ножницы.
Она хотела сделать это, но с каждой секундой ей становилось все тяжелее подносить ножницы к своим волосам. Ей было жалко эти длинные деревья молодости. Ее пленило сомнение. Но глубоко вдохнув, она собрала в себе все силы и решительность и начала процесс ликвидации приевшегося ей образа. Она хотела раз и навсегда покончить с ним. И собрав все свои волосы в пучок, она завела ножницы и стала давить лезвиями с двух сторон. Они стали врезаться ей в волосы и прорезать слой за слоем, пока не встретились и не смокнулись.
Огромная прядь волос рухнула на пол. Все, что осталось на голове Евы, так это подобие каре, что больше напоминало ужасную попытку отрастить волосы из ничего, нежели избавиться от их длины. Передние пряди были самыми длинными, и Ева, долго не раздумывая, состригла их на уровне глаз, после растрепала их в челку. Остальные волосы небрежно прикрывали уши.
- Так-то лучше. – наблюдая первые результаты самострижки, говорила Ева.
В ее голосе прозвучала некая тоска. Но ее чувства лишь набирали уверенности в себе. Теперь ее стрижка была более приближенной к мужской. Лишь немного поправив концы над ушами, Ева подумала, что с нее хватит. Теперь остается перекрасить волосы в черный цвет. Она была уверена, что так и надо. И она сделала это.
Смыв с себя остатки макияжа и напялив дутую осеннюю куртку, Ева вышла из дому и пошла гулять в те районы, где люди не имели ни малейшего отношения к моде. В Париже таковые места было найти весьма сложно, но Еве было под силу все. Она нашла какую-то безвкусную забегаловку с бильярдом и решила зайти в нее.
Еще больше спустив свою челку на глаза, она осторожно внимала контингент и все, что было вокруг. В принципе, ее ожидания оправдались. И в этот момент она подумала, как давно она не носила джинсы. Если вообще когда-нибудь носила. С непривычки она чувствовала себя в них как петух в колготах.
«Главное, чтобы поверили, что я парень. И чтобы не узнали во мне Еву Адамс» - параноидально думала она. Стоило ли переживать Еве, если людей, пребывающих здесь, интересовало максимум – футбол, бухло и бильярд, в который они здесь играли. Еве нужно было освоиться.
Усевшись за барную стойку, она почувствовала, как ей жарко. Но ей нельзя снимать куртку, иначе все увидят ее грудь. Ева словила себя на мысли, что изображать парня порой намного сложнее, чем девушку.
Она заказала себе выпивку, осторожно осматриваясь по сторонам. Промелькнув своим взглядом, она заметила парочку бородачей с пивными животами, парочку заядлых игроков с киями. Остальные перемешивались в одной массе. Лишь грудастая мелированная блондинка с коротким топом, поддерживающим ее грудь, привлекла внимание Евы. Она разбавляла всю эту унылую обстановку, сидя в углу, весело проводя время со своими менее заметными подругами.
- Прошу, ваша выпивка. – отвлек внимание Евы бармен.
- Ах, да. Спасибо. – сказала Ева.
Она проглотила рюмку, пытаясь выглядеть как можно мужественнее. Хотя Ева сама понимала, что у нее не совсем это получается. Она давно это не делала. Да и женоподобное лицо выглядело слишком смазливым, как для обывателя бильярдного бара.
Она пыталась делать свой голос важным и низким. Чтобы он казался более мужским. И она сказала:
- Еще. – подвинув рюмку к бармену.
Она снова аккуратно глянула в угол, где сидела та сексапильная дама, и заметила, что та тоже бросает на Еву свои косяки. Причем с намеком. Поначалу Ева пыталась отрывать свой взгляд, дабы не попадаться. Но когда для обеих стало понятно, что их внимание друг к другу не случайно, Ева задержала на ней свой взгляд и подумала: «Ничего себе». Она отвернулась, чтобы выпить.
На долю секунды она забыла, что она сейчас парень. И осознавая то, что на нее могут смотреть как на парня, Ева могла строить вполне интересные выводы. Много раз ее цепляли как девушку. Но чтобы как парня!
«Черт, она зовет меня! Кажется, мне еще жарче. Я скоро спекусь в этой куртке» - думала Ева, внимая вызывающий взгляд.
Она немного нервничала. Смотря в глаза мелированной секс-бомбы она читала все ее посылы: «Да. Ты, сладкий. Иди ко мне». И Ева долго колебалась, пытаясь настроиться на нужную волну. Мысленно собравшись, она встала с места и двинулась в ее сторону.
Она чувствовала, как под ее одеждой стал стекать нервный пот. Ей нужно было избегать близких контактов. Они были нежелательны для Евы. Но если она хотела начать очередную новую жизнь, то ей нужны были новые люди. И держа все это в уме, она сказала, оказавшись перед ней:
- Мы знакомы? – наблюдая заинтересованные взгляды ее подруг.
- Ахах! Что-то я тебя не припоминаю, петушок. Но ты присаживайся! Не стесняйся. – ответила ему его леди-бюст.
Девушки были молчаливыми, но заинтересованными в столь симпатичном молодом человеке. Они подвинулись, чтобы Ева села с краю. Ее разделяло два человека от ее новой нескромной знакомой, которая стала представлять всех находящихся с ней.
- Знакомься, это Дита, Моника и Сандра! – говорила она, показывая, - Меня зовут Арин! А тебя, красавчик?
- Натаниэль. – сказала Ева, пытаясь запомнить имена всех этих молодых персон сквозь скрытое напряжение.