Натаниэль лежал на своей койке и пускал тихую слезу. Он был уверен, что правильно сделал. У него лишь болело сердце за всех тех, кого он разочаровал данными словами. Он вспоминал всю эту суету, растерянные лица, и печалился. Он вспоминал, как его везли сюда в смирительной рубашке, как пациента шизофреничного, суицидального. Везли против его же воли. Он хотел покончить с собой. Теперь же он чувствовал себя инфантильно. У него не было интересов, желаний. Да и мыслей не было, кроме тех, которые были о прошлом. Он лежал словно овощ. Единственным разнообразием для него было, когда здоровенный санитар Миллер приходил за ним, чтобы очередной раз повести на сеанс психотерапии к доктору. И сейчас он услышал знакомый звук дверного замка, который открывался ключом. Санитар Миллер с силой поднял плачущего в подушку Натаниэля, и под руки повел его к доктору О’Брайану, который ждал его в своем кабинете.
Доктор О’Брайан был типичным представителем классической психиатрии. Он был стар и опытен. На вид ему было не менее 60-ти лет. Он имел небольшую седую аристократическую бородку и седые усы, спускающиеся на его верхнюю губу. Он носил кругловатые аккуратные очки, чтобы лучше видеть, когда он записывал что-либо в свою тетрадь. Он имел характерную привычку скрещивать пальцы, ложа ладони своих рук на стол, во время беседы с пациентами.
Его кабинет был типичным и уютным. Он создавал иллюзию уединения доктора и пациента. Доктор О’Брайан постоянно предлагал своим пациентам сесть на мягкий диван, который он специально поставил напротив своего стола. Так он плавно начинал свою беседу.
Смотря сейчас на измученное лицо Натаниэля, он спокойным тоном говорил:
- Значит, Натаниэль Уолкотт? – подвинув к себе тетрадь, чтобы в любой момент записать что-то, что могло бы его заинтересовать.
- Да. А что? – говорил Натаниэль, не поднимая глаз.
Он выглядел помятым и зажатым в себе. На его щеках были посохшие следы от слез.
- Можете описать свое самочувствие? – спросил доктор.
Натаниэль пожал плечами, долго думая. Спустя пару десятков секунд он стал медленно выговаривать:
- Грусть. Тоска. Печаль. Ненависть…
- Ненависть? – с большим вниманием переспросил О’Брайан, - Почему ненависть? К кому? Или к чему?
- Ко всему.
- Ко всему? Вы ненавидите мир? Или людей?
- Нет. Я ненавижу себя! Не знаю, почему! Это сложно объяснить! – спокойно говорил Натаниэль.
- Постарайтесь. – сказал доктор.
- Не могу. – чувствуя себя бессильным, говорил Натаниэль.
- Хорошо. Мы вернемся к этому позже. Давайте поговорим сейчас о Еве Адамс!
Натаниэль выглядел невозмутимым. Он до сих пор не поднимал глаз с желанием обнять самого себя покрепче. Он зажимал себя руками и выглядел жалко. Он смотрел то ли в пол, то ли себе в ноги. Было видно, как он сдерживается от эмоций. Он подавлял сам себя. И ему не становилось легче.
- Ева Адамс? А что Ева Адамс? – спросил он, будто не имеет к этому имени никакого отношения.
- Кто такая Ева Адамс? Лично для вас, Натаниэль? – сказал доктор.
- Для меня?
- Да. Для вас.
- Не знаю… Супермодель.
- Супермодель? – с более внимательным взглядом говорил доктор, нотируя слова и реакции Натаниэля по данной теме, - Эта супермодель является частью вас самого?
- Являлась.
- Как вы можете охарактеризовать Еву Адамс, как личность?
- Ммм… Не знаю! Сколько я здесь нахожусь?
- Натаниэль, будьте так добры, ответить сначала на мои вопросы. А затем я отвечу на ваши.
- Мне просто интересно. Кто спонсирует мое содержание здесь? Кому я нужен?
- Мистер Уолкотт, ответьте, пожалуйста, на мой вопрос!
Натаниэль чувствовал все большее давление на свою персону. Он лишь хотел получить ответ на свой вопрос. Его не беспокоили вопросы доктора О’Брайана.
- Что? Что вам рассказать? Как я могу охарактеризовать личность Евы Адамс? Она ужасный человек! Она – эгоист. Она – тиран. Она – акула модного бизнеса; сожрет любого с потрохами. У нее не бывает компромиссов. Но, она – идеал. Она божественна, и внеземная. Она… - Натаниэль стал затрудняться в собственных словах, чувствуя все больший наплыв эмоций.
- Она – это вы? – не скромно спросил доктор О’Брайан.
- Что?
- Она – это вы?
- Ни в коем случае! Она это она! А я это я! – со вздором сказал Натаниэль.
- А как же все то время, которое вы прожили под ее именем? Когда вы выдавали себя за Еву Адамс? Что это значит?
- Это была ее жизнь.
- Ее жизнь?
- Да. – с задумчивым взглядом сказал Натаниэль, - Вы обещали мне сказать, сколько я здесь нахожусь. – пытался он отдалиться от этой темы.
Доктор О’Брайан, судя по его сдержанной реакции, напротив не собирался распространяться на ту тему, которую предлагал ему Натаниэль. Но он, все же, решил сказать ему, посчитав, что для пациента так будет лучше.
- Два месяца. – с неохотой сказал он.
- Два месяца? – переспросил Натаниэль.
- Так точно. Вы прибыли к нам 25 декабря 1996 года.
- Странно. Почему-то, я плохо это помню.
- А перед этим? Вы помните, что было перед этим? Признание Евы Адамс…
- Помню.
- Хорошо. Что еще вы помните из предыдущих событий?
- Ммм… Помню наркологическую клинику. Помню Арин.
- Кто такая Арин?
- Девушка, блондинка. Я познакомился с ней в бильярдном баре в окрестностях Парижа. Это было после наркоклиники.
- Почему вы ее запомнили? Она что-то значила для вас?
- Не знаю. Она хотела затащить меня в постель.
- Но не затащила?
- Да.
- Почему?
- Вы же доктор! Вы мне и скажите! – сказал Натаниэль, вспоминая прошлое.
Он стал медленно рассказывать О’Брайану, как он лишился эрекции. Впервые он заметил это еще тогда, когда жил с Астрид. По старой привычке он обнажился перед зеркалом, чтобы внимать себя, свою грудь, свой пенис. Он постепенно возбуждался и начинал мастурбировать на собственное отражение в зеркале. Но однажды он попросту не почувствовал того прилива крови, который был у него ранее. Сначала он подумал, что это временно. С кем не бывает. Стресс, усталость, алкоголь. Но потом он стал беспокоиться данным фактом. У него не получалось неделю. Не получалось две. Затем шли месяцы. Он понял, что больше не возбуждается на самого себя. Он не возбуждается совсем. И он вспомнил, как когда-то давно врачи говорили Синди, что когда-нибудь он потеряет эрекцию из-за своих гормонов в крови. Процесс его гермафродитизма станет преобладать над всем другим. Он станет подавлять желание. И именно тогда Натаниэль понял, что ему следует вести асексуальный образ жизни. Именно тогда он перестал чувствовать себя Натаниэлем, он потерял ощущение реальности, он потерял все, что связывало его ум с настоящим. Доктор О’Брайан внимательно слушал его. Но больше чем это, Натаниэль не рассказал.
Сейчас его беспокоило то, что он уже здесь как минимум два месяца. Он не хотел быть здесь. Он думал, что не нуждается в поддержке врачей. Но последующие слова доктора О’Брайана не были утешением ни для кого. С каждым сеансом он пытался все больше разобраться в природе Евы Адамс. И пока он наблюдал следующее: Ева Адамс – намеренно вымышленная личность Натаниэля Уолкотта, которая поглотила истинную личность индивида, развиваясь автономно. Таким образом, Ева Адамс – это личность деятельности, которая видит смысл в карьере; все добытки и действия – это все дело рук Евы Адамс как личности. Она более целеустремленная, чем личность Натаниэля Уолкотта. Она имеет на него влияние при том, что истинная личность Натаниэля имеет осознание данного факта. Ева Адамс, как материализация идеологии Натаниэля Уолкотта о том, что андрогинный человек – идеал. Какова почва всего этого? Должно быть, не знает сам Натаниэль. Но эту почву хотел раскопать О’Брайан.
Он был намерен держать Натаниэля в клинике столько, сколько того требовало лечение. Случай Натаниэля был для О’Брайана очень важным клиническим исследованием, с которым психиатрия встречалась чуть ли не впервые. Он не считал это банальным раздвоением личности, или расстройством личности. Он видел в случае Натаниэля более глубокие причины. Но Натаниэль ни в какую не хотел открываться доктору. Его бесило то, что тот его так долго здесь держит.