И вот одним утром он не спеша, прогулочным шагом дошел до дома Киш-Мадьяров, где первым встретил его Мишка, дворовый пес неопознаваемой породы. Несмотря на смешение кровей и неблагородных предков, Мишка был псом на редкость умным и строгим, он вмиг решал, кому какой прием полагается: кому укусы, а кому — самое преданное почтение.
Полковника пес встретил с нескрываемым восторгом и проводил его до навеса, где Йошка, сняв гимнастерку, возился с машиной.
— Что-нибудь не ладится?
— Никак нет, господин полковник, разрешите доложить: просто профилактика… Через пять минут машина будет готова…
— Не нужно. До аптеки я дойду пешком. А ты подъезжай туда в десять ноль-ноль.
— Слушаюсь!
И полковник покинул двор, почтительно сопровождаемый дворовым псом. Мишка, естественно, смог проводить гостя только до калитки, а там замер, повиляв хвостом на прощание. Прежде, случалось, Мишка провожал гостей до середины села, где всегда встретишь знакомых собак и где можно было приятно провести время, а при случае ввязаться в хорошую драку, но с тех пор, как Янчи приладил к калитке тугую пружину, каждый раз приходилось крепко подумать, прежде чем отважиться покинуть двор. Дело в том, что калитка, сразу после того, как и ней приделали эту вредную пружину, здорово стукнула Мишку по носу, а нос у Мишки был очень чувствительным, и вообще пес не любил, когда вещи ведут себя неожиданно… Это была одна неприятность. Другая же заключалась в том, что, конечно, можно было ухитриться выскочить со двора вслед за уходящим гостем, но как вернуться при закрытой калитке? Если на лай его выйдет хозяин, то не избежать псу взбучки. После нескольких таких походов Мишка больше не пытался улизнуть. Поэтому и сейчас пес остановился за шаг до калитки и прощально повилял хвостом: извините, но дальше провожать никак не могу.
От дома Янчи до аптеки было километра три с лишним. Полковник шел не торопясь, радуясь нечастой возможности поразмяться. В горном, раскиданном среди леса селении, собственно говоря, не было улицы в обычном понимании этого слова, кучки домов стояли причудливо разбросанные вдоль извилистой дороги, теперь уже, силами военных, мощенной.
Но время пути полковник пытался представить себе картину возможного воздушного налета; такой налет, вероятнее всего, мог осуществиться не днем, а ночью, и никакой важной цели бомбардировщики поразить не могли бы. Бункеры неуязвимы, а село бомбить не имеет смысла. Вторжение неприятельских самолетов было бы засечено еще на границе, радио теперь есть почти в каждом доме, и, кто боится, может укрыться в пустующем бункере… (Весь обслуживающий персонал хранилища обучен должным образом, и на селе знают, что бензин вывезен…) А бункер свободно вместит несколько сот человек…
Эта утешительная мысль снова привела полковника в хорошее расположение духа, но, зная натуру крестьянина, он понимал, что почти никто из жителей села не пожелает воспользоваться этой возможностью, во всяком случае, при первом налете, вот после него, при последующих, если они будут, положение изменится.
Однако этими своими мыслями полковник не поделился даже с аптекарем: к чему накликать беду раньше времени. Он сказал лишь, что к десяти часам велел Йошке подать машину к аптеке, хочется побывать в лесу на том склоне, откуда они в свое время наблюдали за учебными стрельбами.
— Отпусти со мной Янчи на часок-другой. Паренек хорошо знает лес…
— Отчего не отпустить! Янчи это в радость…
Примерно через час езды по бездорожью, где мотор отчаянно хрипел, а колеса стукались о торчавшие повсюду пни, машина добралась почти до вершины горы. Йошка притормозил.
— Господин полковник, прибыли. Как раз на том месте стоим, где прошлый раз, при учебной стрельбе.
Все вышли из автомобиля.
— Ты, Йошка, останься здесь, стереги машину и отгони ее от этой проклятой дороги. А мы с Янчи пойдем.
Полковник расстегнул китель, переложил бумажник в задний карман брюк, затем обернулся к Янчи и предостерегающе прижал палец к губам, на что паренек понимающе кивнул головой, после чего оба исчезли в чаще. В такие минуты было не до разговоров. Если Янчи увидит чего или услышит подозрительный шорох слева, он молча коснется левого плеча охотника, если с правой стороны — то правого.
Кругом все было спокойно. Лишь горлицы ворковали, радуясь благостному сиянию дня, да невидимый отсюда сарыч клекотал где-то по ту сторону вершины. Ветер едва колыхал нагретый воздух, и на открытых местах стоял терпкий аромат шалфея и чабреца.
Просека спускалась книзу, и Янчи коснулся спины полковника.