Добыча — если только это была добыча — находилась в воде, а филин не рискнул бы сейчас даже просто парить над водой, не говоря уж о том, чтобы выхватить добычу из глубины: смочить свои перетруженные крылья было бы для него ужасно. Но подлетев к месту, откуда доносились всплески, филин увидел довольно крупного карпа, больше чем наполовину выброшенного на песок. Здесь уже нельзя было терять ни секунды!
Ху медленно спланировал на рыбу, не обращая внимания на то, что брызги от всплесков ее хвоста летели ему на подбрюшье. Работая не только лапами, но помогая себе крыльями, Ху вытащил карпа, который к тому времени уже перестал биться, на берег.
Ху с наслаждением принялся рвать карпа, не смущаясь тем, что бока и все его брюхо были покрыты рыбными вшами. Вошь или другой паразит — филина это не трогало. Главное, это была еда, и притом им самим добытая. А ведь именно благодаря рыбным вшам Ху удалось завладеть карпом. Точнее говоря, это были не вши, а особые рачки, очень маленькие рачки-кровососы, но если их скопится много, они способны замучить даже крупную рыбу до такой степени, что несчастная — в надежде содрать с себя кровопийц — иногда выскакивает на прибрежный песок, откуда ей потом уже не достать до воды. И вот — рыба мучается, задыхается, пока не погибнет или — как в нашем случае — пока кто-нибудь из хищников: лиса, выдра или филин не «сжалится» над ней.
Карп был крупный, и трапеза филина — ел он не спеша, сосредоточенно раздирая мякоть — длилась около часа.
Серп молодого месяца теперь висел высоко в небе и давал тусклый отсвет, а Ху все лениво сидел на песке и переваривал пищу. Однако он помнил, что земля для филинов — далеко не безопасное место, поэтому перелетел на сухую ветку ивы, где сидел прежде, и, удачно устроившись на ней, всматривался в ночь; но долго оставаться здесь было не безопасно, поэтому он снялся с ветки и полетел к тополю с гнездом. Полет давался ему легко, крылья почти не ныли. Описав над тополем большой круг, Ху мягко опустился на край гнезда. Какое-то время он прислушивался и приглядывался к окружению, вертя во все стороны головой, но не видя ничего подозрительного, шагнул в уютную плетенку гнезда. Уселся, свободно сложил крылья, а короткие перья распушил, поставил торчком, почувствовал — хотя и не ведал названия этому чувству — спокойную сытость и довольство жизнью.
Днем филин несколько раз просыпался, чтобы переменить положение и заодно лишний раз убедиться в своей безопасности. Пробуждения эти были всегда короткими: филину одного взгляда было достаточно, чтобы подметить перемены в окружении. Но перемен никаких не было. Солнечный луч, пронзивший густую крону тополя, — часовая стрелка природы — медленно передвигался, и вот уже он прополз по гнезду, коснулся лохматой головы филина. Верный инстинкт птицы точно отсчитывал время до вечера, хотя филин и не знал, что такое отсчет и что такое само время.
Вечерело.
Глаза филина широко раскрылись; медленно переваливаясь, он взгромоздился на край гнезда. Шевельнул крыльями, но не снялся с места, потому что небо было еще слишком светлым, и появление на его фоне крупной птицы не осталось бы незамеченным.
От реки уже поднимался легкий пар и тут же, курясь, оседал над водою, потому что воздух был неподвижен, и на западном крае небес уже загорелся глаз первой вечерней звезды.
Ху внимательно осмотрелся по сторонам, неуклюже вскарабкался на толстый сук, выступающий из кроны, оттуда еще раз окинул взглядом округу и взмыл в воздух.
Он чувствовал тяжесть собственных крыльев, что заставляло его быть осторожным, хотя крылья и не болели. Восходящие теплые потоки воздуха над разогретым прибрежным песком сами вздымали филина. Эти легкость и свобода полета радовали его, потому что вдали он видел поросшие лесом отроги гор, и чтобы перевалить через их вершины, ему нужно будет набрать высоту.
Воздух был еще светел, но землю уже окутал плотный мрак. Птица летела и чем дальше, тем свободнее становились ее крылья, тем шире их взмахи.
Ху облетел стороной светящиеся огни селений, и так же он огибал стороной костры, хотя в другое время, пожалуй, охотно пристроился бы где-нибудь в темноте подсматривать за людьми. Но сейчас было не до праздного любопытства. Черные силуэты гор, приближаясь, становились все выше — филин летел уже несколько часов, — но все еще оставались достаточно далеко, и филин предчувствовал, что крылья его устанут, прежде чем он до них долетит.