Агроном сидел позади. Через плечо у него висело ружье, а рядом с ним лежал кол с перекладиной в форме буквы «Т» — в точности такой, к какому филин привык у себя в хижине.
Езда по булыжной мостовой не располагала и беседам, и Ферко заговорил, лишь когда они свернули на проселок:
— Очень мне любопытно, как все получится.
— Скоро увидишь! Тебе лично — прямая выгода: какое-то время не надо будет ловить воробьев, еды филину запасем впрок…
— И они прямо так и слетятся и филину?
— Иные норовят и ударить… а если охотиться с филином в краях, где водятся орлы, то могут и просто убить его. Один мой приятель охотился с чучелом филина, так орлан-белохвост оторвал чучелу голову…
— Правда?! — поразился Ферко и даже оглянулся на хозяина, не шутит ли тот.
— Можешь мне верить…
Ферко подтянул вожжи, чтобы лошадь пошла бойчее и чтоб им побыстрее добраться до места. На одной из усадеб они слезли с повозки, Ферко взвалил за спину ящик с филином, а агроном сунул под мышку деревянную крестовину и топор.
Солнце едва показалось на горизонте, а охотники уже вбили кол в землю, закрепили один конец шнура на кольце, вделанном в крестовину-насест, а другой — на лапке Ху и поспешно укрылись в заросли большого куста на выгоне, метрах в ста от опушки леса.
Это был ответственный момент для людей и для филина, который, конечно, не понимал, что значат все эти приготовления. Какое-то время он сидел на траве, оценивая обстановку; по всей видимости, он был на свободе. А рядом — привычный сук с перекладиной.
Ху смерил взглядом расстояние до перекладины, потом покосился на куст, где спрятались люди.
— Что бы все это значило?
Никаких тебе камышовых стенок, нет даже проволочной сетки… Сердце филина радостно забилось, но поначалу все же победила привычка, и он спокойно взобрался на знакомую перекладину.
Камышовых стенок не видно, проволочной дверцы как не бывало, зато неподалеку деревья, совсем как дома, возле большой реки.
Филин взмыл в воздух, вольный ветер наполнил крылья, и тут бечева резко рванула его и земле.
— Кар-карр-кар, — подала сигнал серая ворона, первой заметившая филина, за ней захрипела другая, тотчас подоспела третья, и бедняга Ху не знал, кого слушать. Он не понимал даже, что, собственно, произошло. Выходит, на насест можно летать, а в лес — нельзя?
— Стреляйте же, — шепнул Ферко, но агроном лишь улыбнулся, видя, как охотничья лихорадка охватила его помощника.
— Не горячись, Ферко. Пусть их каркают, они подманят дичь покрупнее…
Филин вновь попытался взлететь, и снова бечевка рванула его к земле.
— Кар-кар, слетайтесь сюда, скорее, — всполошенно кричали вороны, — вот он, убийца, разбойник кровавый, ночной палач… Кар-кар…
Филин Ху снова уселся было на насест, но в этот момент одна из ворон пронеслась так близко, что филин пошатнулся.
— Да не ждите же, — возмутился Ферко, — ведь они его заклюют!
Но Ферко мог бы и не торопить события.
Дуло ружья плавно поднялось, и один за другим прогремели два выстрела, а две вороны, подбитые на лету, рухнули на землю.
Ферко, сидя в укрытии, азартно хлопал себя по коленям.
— Вы на филина поглядите, как перепугался!
Бедный Ху сроду не слыхал такого треска и грохота, он до того перепугался, что соскочил с крестовины и, прижавшись спиной к деревяшке, ждал неминуемого нового нападения, сопровождаемого громом и сверканием огня.
Но вороны не отступили перед выстрелом.
Перед ними был враг — Страшилище; должно быть, это оно только что лишило жизни двух их собратьев. Так проучить его, вперед!
— Кар! Кар! Бейте его, выклюйте ему глаза!
— Трах-бабах! — И еще одна ворона, кувыркаясь через голову, безжизненным камнем свалилась вниз; неумолимость возмездия несколько охладила воинственный пыл нападающих, а филин взобрался обратно на свой насест.
Вороны расселись на самых высоких деревьях вдоль опушки леса и оттуда принялись поносить филина, но вот и они замолкли, словно раздумывая, как все это могло произойти. Три их собрата лежат на земле, но филин даже не притронулся к ним, а выстрелы… похоже, это дело рук человека…
Но где человек?
Во всяком случае ситуация весьма подозрительная. Филин сидел совершенно неподвижно, как и вороны на верхушках деревьев, и на какое-то время вокруг установилась сторожкая тишина.