— В следующий раз отправимся в другой шалаш, — решил агроном, — иначе птицы запомнят, что тут опасно. Что это?
Воздух размеренно сотрясал какой-то отдаленный гул.
Ферко тоже прислушался и помрачнел.
— Самолеты…
Оба прислушались, переглянулись и снова замерли.
— Помните, господин Иштван?
— Помню, Ферко… но пока что над нами свои самолеты. А что, если бы неприятельские?
Ферко поднялся, стряхнул с колен крошки хлеба и ничего не ответил, только вздрогнул.
— Давай собираться, Ферко.
Охотники выбрались из засады. Филин, увидя их, обиженно нахохлился.
— Я был совсем один, — защелкал он клювом, — и племя Кра пыталось выклевать мне глаза, но какие-то громкие хлопки сбили их…
Ферко принес ящик.
— Иди сюда, Ху, иди сам, ведь ты у нас птица умная.
Филин, однако, еще раз рванулся вверх, пытаясь улететь, но бечевка снова вернула его на землю.
— Ах ты, дурачок! — вздохнул Ферко и осторожно накрыл филина ящиком. Подсунул под птицу донную доску, отцепил от лапки бечевку. — Но ты у нас, Ху, птица полезная. Семь ворон на твоем счету, и, конечно, все они — законная твоя добыча…
После обеда пес Мацко обычно спал. Естественно, что и в другое время дня он тоже старался урвать часок для сна — ведь по ночам он караулил дом. Но если в другие часы Мацко дремал от случая и случаю, то после обеда спал всегда, если только ему не мешали — и просыпался сердитый, с налитыми кровью глазами. Все обитатели двора знали, что в такие моменты Мацко лучше не задевать, потому что пес, не задумываясь, пустит в дело свои клыки.
Однако в тот день никто не тревожил собачьего отдыха. Куры дремали в пыли под навесом конюшни, поросята залегли в хлеву, и даже воробьи в кустах и те притихли после того, как Нерр, ястреб, недавно унес их птенца.
Мацко, конечно, и не шелохнулся во время птичьей трагедии. Проснувшись, он долго еще моргал налитыми кровью глазами, принюхиваясь и приглядываясь к окружающему: все тот же бессмысленный, глупый двор. Одним словом, был тот самый час, когда Мацко готов был ввязаться в любую свару, но поскольку придраться было совершенно не к чему, он поднялся, угрюмо встряхнулся, сбивая пыль со своей слишком жаркой для лета шубы. Затем зевнул, потянулся, и ему вспомнился филин Ху, чью камышовую хижину он утром застал пустой.
Мацко исчезновение филина удивило до крайности, и на кое-то время он в полной растерянности вилял хвостом, но потом повернул обратно во двор, где снова пришлось наводить порядок среди поросят.
Управившись с делом, Мацко долго еще не находил покоя, хотя и не мог бы сказать, что его так расстроило: поросята или же исчезновение Ху. Дело в том, что за последнее время Мацко повадился ежедневно наведываться к филину, который, правда, каждый раз щелкал клювом, подтверждая, что он по-прежнему терпеть не может всю собачью породу, но как бы там ни было, а им удавалось поговорить на том скупом языке, какой только возможен между двумя существами столь различного образа жизни и восприятия мира.
Итак, Мацко недовольно побрел к хижине филина, где застал Ху спокойно дремлющим на крестовине.
— Так ты здесь? — вильнул хвостом пес, после чего Ху широко открыл глаза и снова захлопнул их, давая понять, что в мыслях он — далеко отсюда и что вообще днем филины спят.
— Но ведь тебя тут не было… — не унимался Мацко, на что филин сердито встопорщил перья.
— Полно злиться, — проворчал пес, — знаю, что ты терпеть не можешь собак, но я приходил сюда и не застал тебя в хижине, и это мне непонятно. Почему ты вернулся сюда?
— Мы охотились!
— И тебе не попало? Знаешь… — Мацко потянул носом, потом разглядел на полу хижины серых ворон. — Я только один раз ходил на охоту, меня заманил с собой соседский пес, и тогда, один-единственный раз, правда, но мне крепко досталось от хозяина…
— Почему бы мне досталось?! Будь я на воле, я только бы знал, что охоту. Но на этот раз мы охотились совершенно иначе: птицы меня ненавидят не меньше, чем я тебя, и слетались драться к месту, где я сидел. И тогда, не знаю уж как, — ты меня лучше об этом не спрашивай — человек издали убивал этих тварей из племени Кра. Хлопнет что-то, и ворона падает замертво. Да ты и сам видишь добычу… И филин, склонив голову набок, взглянул на валявшихся в хижине ворон, над которыми вилась большая блестящая муха. Время от времени муха садилась, чтоб отложить личинки в мертвую тушку вороны.
— Вижу, — кивнул Мацко, — вижу, Зум-Зум уже отыскала место для своих детенышей. А после нее добыча испорчена, даже собака ее не тронет… если уж только голод заставит…