— Неважно, — встряхнулся Ху, — на воле я тоже не ел бы дохлятину, но тут ведь нет выбора… и Кра сегодня совсем еще свежие, под вечер я в два счета с ними управлюсь. Неважно, будут ли там детеныши Зум или нет. Хотя муху Зум я тоже терпеть не могу: она так и норовит усесться мне на голову…
Зум промелькнула в воздухе.
— Зу-уу, — описала она дугу, — мы всегда, если можно, выбираем место повыше. И самые вкусные запахи тоже расходятся поверху и ведут нас туда, где лежит мясо. Впрочем, для кого мясо — добыча, а для моих детенышей — колыбель…
Ху спрыгнул с перекладины вниз и принялся за ворон.
— Мои детки! Мои детки! — жужжала муха, оплакивая только что отложенные личинки, и, как заведенная, кружила по хижине. Но Ху, расправляясь с воронами, помогал себе взмахами крыльев, и Зум, поняв, что к нему не подступиться, в отчаянии умчалась из хижины навстречу послеполуденному солнцу.
Мацко по-прежнему сидел возле хижины, благодушно наблюдая, как ел Ху. Но филины, как известно, терпеть не могут соглядатаев.
— Эй ты, — филин блеснул глазами на пса, — разве тебе по нраву, когда посторонний глядит тебе в пасть?
— Если на мою еду не зарятся, то по мне, пускай смотрят.
— У племени Кра вкусное мясо…
— Я сыт, — зевнул Мацко, — меня недавно кормили, а потом мы, собаки, почти отвыкли от сырого мяса. Мы совсем не охотимся, о чем я тебе говорил, и вообще держимся поближе к человеку…
— Позор! — прошипел Ху с набитым зобом.
— А ты сам, Ху, ешь добычу человека, значит, и ты ему принадлежишь.
Ху на миг перестал терзать ворону.
— Глупые твои слова, пес, потому что ты рассуждаешь умом человека… Распахни попробуй проволочную дверцу или сломай камышовую стенку, и ты увидишь, кому я принадлежу…
— Мне кажется, Ху, что если бы я даже мог это сделать, я бы все равно не открыл тебе дверцу, потому что моя задача — сторожить все, что принадлежит человеку. Наш собачий союз с человеком очень древний…
— Ну, тогда и убирайся к хозяину, надоело мне видеть возле хижины твою глупую морду… Клек-клек, терпеть тебя не могу! — филин защелкал клювом и отвернулся от Мацко. Пес понял, что сегодня на общительность филина надежды нет, и побрел во двор, а Ху вновь принялся терзать ворону. Затем после долгих размышлений Ху проковылял к корытцу с водой, где занялся купаньем. Приятная процедура не обошлась без шума и резного хлопанья крыльев, однако шум не привлек к хижине никого: сад обезлюдел, лишь старые деревья передвигали часовую стрелку теней, да непрестанно о чем-то своем шелестели высокие тополя, отделявшие сад от двора.
Как раз в этот день сосед, беря корм для скота, разворошил в стогу слежалые нижние пласты прошлогоднего сена, где ютилась крыса, и та поневоле вынуждена была искать новое убежище. Она незаметно выбежала из-под стога, проскользнула между перекладинами забора и укрылась в саду под листьями хрена.
— Только передохну немного, — сказала она им.
— Отдохни, — согласно кивали они друг другу. — Потому что надолго здесь тебе не жилье. Сюда и человек наведывается, и пес забегает… Ну да заботься сама о своей шкуре, — но вслух листья хрена не проронили ни слова, и крыса отсиживалась в зелени уже добрый час, когда в воздухе вдруг потянуло приятным запахом крови — пожива была где-то совсем рядом.
— Кто-то охотится, — принюхалась крыса, и ее острая злобная мордочка стала еще сердитее от горькой зависти. — Кто-то удачно охотится, я чую запах крови, — билось в ее сознании, и крыса повернула свой чуткий нос точно в сторону хижины, где филин Ху терзал остатки вороны.
Крыса не торопилась. По внешнему виду хижины трудно было судить, старая она или новая — камыш уже иссушило солнце и успело прибить дождями, — но с такого рода ловушками человека следует быть начеку… И плеск воды как будто бы доносился оттуда… Но плеск она слышала минуту назад, а вот запах свежего мяса и крови силен и устойчив, он манит ее внутрь камышовой хижины.
Крыса быстро скользнула к стене: «Под камышом удобно укрыться и высмотреть, что там внутри. Я чую, сюда приходил пес. Но запах его почти выветрился, значит, и собака давно ушла. Может, это она ела мясо?»
Крыса долго еще выжидала, принюхивалась и присматривалась с тем бесконечным терпением и выдержкой, которые и составляют жизненную основу ее поведения. Но поскольку ничего подозрительного не обнаруживалось, она молниеносно нырнула под стенку и заглянула внутрь хижины, где не приметила ни одного живого существа, лишь на полу валялись остатки вороны.