— Дрянной пожиратель лягушек, — прокричала ворона, — так, значит, и ты с ним заодно?
Тут аист не выдержал и полетел прочь, но ворона даже в воздухе пыталась наброситься на него, а потом повернула назад и снова атаковала филина.
— На одну ворону, конечно, не хотелось бы тратить заряд, но эта уж очень обнаглела…
И как это в таких случаях бывает, агроном промахнулся, ворона же, напуганная огнем и грохотом, метнулась в чащу, под защиту деревьев. Солнце стояло уже довольно высоко, прогретый воздух непрестанно вибрировал, и откуда-то издалека комариным писком донесся колокольный звон.
И в этот миг на филина серой молнией обрушился ястреб, завертелся вокруг него, взмыл вверх и вновь камнем упал чуть ли не до самой земли; даже выстрелить в него нельзя было улучить момента. Но затем ястреб спокойно уселся на дикую грушу. Раздался выстрел.
И следом тупой шлепок — это свалился подбитый ястреб, а на звук выстрела снова появилась назойливая ворона.
— Карр-карр, вот я тебе задам!..
Снова пальнуло ружье, и ворона штопором кувыркнулась вниз, но тут появились еще две ее товарки, одну из них агроном сшиб, а по второй промазал. Какое-то время господствовала глубокая тишина.
С ближайших сосен сотни ворон не спускали глаз с филина, но теперь к ним вернулось чувство врожденной осторожности. Что-то подозрителен этот филин; похоже, он в сговоре с человеком…
— Не приближайтесь к нему, — предостерегали самые опытные из ворон, но то одного, то другого птенца вдруг подхватывала с места и бросала к филину извечная ненависть.
В таких случаях, неизменно следовал выстрел, и вороненок либо возвращался обратно, либо падал замертво, но гибель его разжигала ненависть взрослых ворон, и теперь уже сами родители нападали на филина.
— Соберите, что настреляли, — распорядился агроном, а впрочем, и молодому Помози, и самому Ферко было интересно подержать в руках ястреба, которого до того они видели лишь в полете, часто с воробьем или синицей в когтях.
На этот раз добычей охотников стали девять ворон и ястреб, который величиною был едва крупнее дрозда, и все же именно он губил и дроздов, и дятлов. Когти у ястреба, как изогнутые иглы, а клюв и сейчас еще в крови последней жертвы…
— Самая вредная птица, — сказал агроном. — Лови этот ястреб только воробьев, на него бы ни один охотник не позарился, но ведь он губит и жаворонков, дроздов, синиц, овсянок, а самки ястреба — они сильные — хватают и чибисов, и голубей, и фазанов, да и домашней птице от них достается. Этот — самец… Как поглядеть, очень красивая птица… Положите ее к остальным.
Ферко разложил битых птиц рядком.
— Двадцать две вороны и один ястреб, — подсчитал он, теперь хорошо бы кого-нибудь покрупнее свалить…
— Ну это вряд ли, — усомнился агроном. В сарыча я не стреляю, коршуны почти что перевелись в здешних краях. Разве что ястреб-тетеревятник появится, но тот редко идет на филина. Плесни-ка, Ферко, еще из фляги.
Но глаза всех троих через просвет неотрывно следили за филином.
Меж тем вся округа притихла. Солнце теперь стояло намного выше и заглядывало в самые укромные уголки местности: тени стали отвеснее. Охотники начали уж подремывать, когда — для всех неожиданно — раздался резкий, шипящий звук, который, пожалуй, можно сравнить лишь с тем скрежетом, что издает неумело натачиваемый нож.
Охотники переглянулись: такого звука никому из троих не доводилось слышать.
Агроном чуть высунулся из куста и от удивления невольно улыбнулся.
— Да это же простая иволга… Только вот, кому она подражает, такого голоса у нее я никогда не слышал.
— Иволга? — усомнился Ферко. — Может, какая другая пичуга?
— Посмотри сам, — и агроном чуть отодвинулся в сторону. — Видно даже, как она точит клюв. Или уж очень удивлена или, бес ее знает… может, ругает филина.
Ферко выглянул.
— И впрямь иволга! — Ферко, казалось, не верил своим глазам: чтобы золотисто-желтая певунья, чей голос — чистая флейта, и вдруг могла скрежетать так противно!..
А иволга, должно быть, высказав свое мнение о филине и о людях, упорхнула вдаль.
И снова та же, все заполняющая предполуденная тишина.
Знойная, сонная и одуряющая.
Снаружи куста-схорона разлился затопленный солнцем мир, на крестовине все так же сидел нахохленный филин, а в шалаше не было слышно ни звука, разве что писк комаров, почуявших человека, и трое охотников клевали носом, как вдруг всполошился Помози:
— Филин спрыгнул на землю… Опрокинулся на спину…
Сон у всех троих как рукой сняло: странному поведению Ху сопутствовал какой-то шорох, свист, нараставшие все сильнее и сильнее, и вот на филина с шумом обрушилась огромная птица.