Филин Ху со спокойным удовлетворением наблюдал за жизнью пернатого мира; все птицы были ему товарищами в пору кладки яиц, но в любой момент могли стать и его добычей. Не спастись бы от филина даже соколу, если бы Ху не придерживался общего правила — не охотиться поблизости от гнезда, — и это правило нарушалось разве что в самые голодные времена.
Но сейчас не было голода.
Тополя возле отмели почернели от тучи ворон, на старицах возле реки плескались стаи диких уток, в полях — то шмыгнет проворная ласка, то изогнется в прыжке хорек, а темные комочки фазанов на лесной опушке как будто нарочно ждали, чтобы проворный коготь снял их оттуда.
Филин вбирал в себя этот мир, он жил в нем и чувствовал удовлетворение природой. Ему было хорошо, и он не строил никаких планов. Все его поступки определялись моментом, а в данный момент еще не настала пора охоты.
Но вот уже близился вечер.
Черные стрижи угомонились, багровый лик Великого сияния наполовину погрузился в воду, маленькие славки уже пропели свою скромную вечернюю песню; с полей потянулись к отмели большие стаи ворон, а филин Ху проковылял в глубь пещеры к своей подруге, чтобы выразить ей смутное сочувствие, подать молчаливый знак дружбы:
— Я здесь, рядом…
Самка не обратила на филина никакого внимания, но это ничуть не задело Ху. Высиживание птенцов — дело не шуточное, и за пять недель — пока птенцы проклюнутся — сойдет жирок с брюшка самки.
— Я здесь, — несколько раз в день напоминал о себе Ху, но оставалось неясным, замечает ли самка эти проявления сочувствия и готовность услужить со стороны будущего отца семейства.
Перед сумерками самка несколько раз поднималась с кладки и в полном сознании важности своей миссии переворачивала яйца.
— Только я умею так бережно переворачивать яйца, — говорили ее плавные движения, а филин Ху, как и положено образцовым мужьям, следил за хлопотной процедурой и тоже был вполне уверен, что никто другой не сумел бы так ловко перевернуть яйца…
Закончив отработанные поколениями манипуляции, самка снова опускалась в гнездо, и взгляд ее, который она бросала на супруга, казалось, говорил:
— Так ты еще здесь, ты не занят охотой?
— Мать моих птенцов знает, что час охоты еще не пробил. Кому знать лучше закон охоты, как не тебе?
— Я голодна!
Голодный взгляд самки понукал, поэтому Ху, едва дождавшись сумерек, мягко вылетел из пещеры, зачерпнув крыльями дохнувший прохладой воздух.
На этот раз он полетел не к вороньему поселению, а повернул на запад. Веял западный ветер, и он облегчал полет: филину нужно было только подставить свои легкие крылья попутному ветру и восходящим потокам воздуха. Каждую весну, примерно в одну и ту же пору, наступал период, когда в заливных озерах и старицах прибывало добычи: вода в реке спадала, а рыба, заплывшая туда с половодьем, оставалась на отмелях. В таких озерцах днем охотились балобаны, цапли и аисты, а по ночам приходила за своей добычей выдра, и прилетал филин, которому были по вкусу мясистые рыбины, во всяком случае, он каждый раз сперва наедался сам, а потом уже вспоминал о своей подруге, отощавшей и облезлой от долгого сидения на яйцах.
Но едва лишь вспомнив пещеру, Ху сжал в когтях увесистого сома, тяжело поднялся с ним в воздух и повернул к скалам. Полет был нелегок, потому что и ветер теперь был навстречу, и желудок, до отказа набитый, тянул вниз, и сом извивался в когтях, но в конце концов филин все-таки добрался до гнезда и положил рыбу перед строгой самкой.
— Ешь!
Самка не переменила положения, всем своим видом подчеркивая, что, когда она занята важным делом — высиживает птенцов, — волнения по поводу рыбины ей кажутся неуместными.
Ху подождал немного, а потом отрыгнул перед самкой половину заглоченной им и размягченной в желудке рыбы, что было поистине самоотверженным поступком.
И самка оценила жертву! Она аккуратно подобрала размягченную рыбу, еще раз перевернула яйца и, успокоенная, уселась на кладку, как бы великодушно отпуская филина Ху порыскать и порезвиться в округе…
Филину это было приятно, но он не улетел тотчас же на поиски новых приключений, а уселся на выступе, всматриваясь в темноту, которая говорила ему много больше, чем любому другому существу на свете. Он раздумывал, куда сейчас отправиться. Ему хотелось обязательно пролететь через село, потому что Ху интересовало обитающее там грозное существо — человек, который в эту темную, самую приятную пору суток слепнет, и потому филинам можно без опаски подглядывать за ним.
(Ху так остро почувствовал во сне присутствие человека, что почти проснулся, но затем его снова одолел сон.)