«Что делать, случается», — подумал Ху и снова взмыл над рекой, на этот раз с определенной целью: навестить воронье гнездовье, ведь надо же, наконец, принести пищу своей семье.
Но — случается такое и с человеком — он все же не полетел к броду, где легко мог бы выбрать себе добычу из тысячи сонных ворон, а повернул к зарослям камыша: двух ворон за раз филину не унести, а одной для голодных птенцов может оказаться мало. Правда, обитателей утиного племени Ху сегодня уже успел распугать, но сейчас они, наверное, об этом забыли, успокоились, и одной крупной кряквы хватит для птенцов и вечно голодной самки.
Но пойменные озерки оказались пустыми, видимо, утки подыскали себе для ночлега другое место, а может быть, укрылись в вязкой трясине среди камышей, где их не разглядеть даже филину. На берегу охотится Карак, старая лиса, но Ху и не помышляет о том, чтобы напасть на нее: у Карак сейчас детеныши, и схватка с голодной матерью решилась бы не в его пользу. Вот попадись ему лисенок…
Поэтому Ху летит дальше, взмахи сильных крыльев бархатно бесшумны, они несут филина к вороньему поселению, но по пути Ху замечает что-то… ну да, конечно, вот там, на дереве, спит фазан. Пушистый шар, от которого, словно длинная ручка, свисает хвост.
Ху спускается бесшумно, как паутина… и вот уже слышно: кто-то отчаянно забился в ветвях. Ху выжидает минуту, пока тишина и сумрак не поглотят звуков короткой схватки, потом он скользит вдоль берега к дому. Он доволен, сегодня ему досталась крупная добыча.
Теперь филин летит тяжело и с трудом поднимается к пасти пещеры.
Фазана он кладет к ногам самки, круглые глаза подруги Ху загораются, и она немедля вонзает когти в тушку фазана, но ее тотчас теснят птенцы: они жадно принимаются терзать добычу, точно взрослые филины.
— Подросли дети, — оправляя перья, замечает Ху, и для самки ясен намек: теперь и она могла бы вылетать на охоту, ведь до сих пор Ху один кормил всю семью…
На мгновение самка перестает терзать добычу и смотрит на самца. Во взгляде ее ответ: «Да, теперь я тоже могу летать за добычей».
— Тогда все в порядке, — трясет перьями Ху и вразвалку ковыляет к устью пещеры. Такова привычка главы семьи; на выступе около входа в пещеру он переваривает ужин и дремлет, но не спит по-настоящему, для глубокого сна время придет лишь на рассвете, когда, по своему обыкновению, Ху скроется в глубь пещеры — где всегда полумрак — на длительный дневной отдых.
Луна, Малый свет, побледнела, а на востоке небо стало чуть светлей, но заметить это может только Ху. Человеку кажется, что все еще стоит глубокая ночь, но рассвет уже недалек.
Солнце еще не появилось над горизонтом, но высоко в небе уже различимы одно-два облачка, и черная полоса леса на противоположном берегу на глазах зеленеет. Задымили первые трубы по дворам деревни. И вот уже запылал, засверкал край небес на востоке, еще немного и откуда-то сбоку пылающим обручем выкатилось солнце, и рассвет мягким пурпуром сбежал с гор и залил весь край.
— Си-и-и… си-и-и! — разнес свой клич черный стриж, будто он давно дожидался этого момента. — Си-и-и… си-и-и! — несется однообразно, хотя для стрижа в этих звуках — целый гимн радости и привет наступающему дню.
— Си-и-и! — подхватывают этот клич остальные стрижи, в ответ им натужно хрипит старый серый ворон и с карканьем тянет к противоположному берегу, где, он знает, его ждет добыча — падаль, оставленная четвероногими хищниками.
— Ка-р, ка-рр! — раздается предупреждающий клич другой вороны, — зр-ря дар-ром каркать возле добычи, и без того нас, ворон, слетится больше, чем нужно!
Затем наступает непривычная тишина. Разом оборвали свои крики серые вороны, стих неугомонно-пронзительный свист стрижей, потому что из своей крепости в скалах появился хозяин воздуха — сокол Шуо.
Смолкла даже легкомысленная славка, начавшая свою песню в кусте шиповника, потому что никто из пернатых не знает, в каком настроении вылетел Шуо из своего гнезда и что у него на уме.
Семья соколов облюбовала небольшую пещеру в той же отвесной скале, где было гнездо Ху, но выше и восточнее него. Пожалуй, Ху был единственным, кто не боялся сокола, но ведь и пути их в воздухе никогда не пересекались. Когда сокол начинал свою утреннюю охоту, Ху сонно моргал на выступе пещеры, а когда вылетал на охоту филин, оба сокола — и самец, и самка — уже сидели в гнезде и ждали наступления ночи. Конечно, Ху мог бы ночью убить сокола — особенно в голодное время, — но это была бы жестокая схватка, а в том краю филинам до сих пор всегда находилась более легкая добыча.