Полковник совсем оживился, он встал из-за стола и, подойдя к Йошке, положил руку на плечо.
— Ты неглупый и честный парень, Помози. Я знаю, что в твоем письме нет никаких секретов, но мне или цензуре приказом положено просматривать все письма, которые отправляют отсюда или посылают сюда.
Йошка развязал рюкзак, вынул оттуда письмо и передал полковнику.
— Пожалуйста.
— Я сам вручу его господину аптекарю.
Йошка промолчал. Раз обещал, значит передаст, даже наверняка передаст, но наверняка и прочтет, что в нем.
Полковник действительно прочитал письмо, правда, он после этого не затребовал сразу машину, чтобы мчать в село, а лишь под вечер поехал в деревню к аптекарю, с которым был в доброй дружбе.
— Заходи, рад тебя видеть, — приветствовал его аптекарь. — А у меня такая крепкая тминная палинка, что на ней хоть самолет взлетит…
— Я на службе, — сдержанно ответил полковник. — У меня к тебе дело, вернее, письмо, — и полковник извлек из кармана конверт.
— Письмо адресовано тебе, но я должен был его вскрыть.
— Почему?
— Его привез тебе один из моих солдат. У нас здесь введена строжайшая цензура.
— О цензуре мне известно, но я не знал, что этим занимаешься ты.
— Письмо привез один из моих солдат. Твой сын сразу бы понял…
— Да не томи ты, полковник, давай о сути!
— Получай… и в следующий раз пусть твой племянник посылает письма по почте; к сожалению, все, что привозят курьер или солдаты, мой долг — прочитать.
— Я вижу, письмо привез Йошка Помози. Но зачем он отдал его тебе?
— Потому что у парня есть ум! На таких, как этот Йошка Помози, держится вся наша армия. Он догадался, что тут действует цензура, а, может, побоялся, как бы я с него голову не снял, если узнаю, что он привез письмо в нашу зону. Вот он и отдал его мне. Кстати, что он за человек, этот Помози?
— Порядочный, неизбалованный малый. Племянник мой тоже к нему благоволит. Он-то и сделал из Помози тракториста. Йошка каждый раз сопровождал меня, когда я наезжал туда охотиться.
— Пожалуй, оставлю его при себе, а то моего егеря придется демобилизовать, зрение у него вконец испортилось.
— С молодым Помози не прогадаешь. Когда прилетят вальдшнепы, будь уверен, он и в незнакомом лесу на лучшее место тебя поведет.
— Мне показалось, кто-то говорил насчет тминной палинки?
— Сейчас принесу, дай только прикинуть, кого угощать, полковника или цензора.
Пес Мацко проводил агронома до садовой калитки, но вел себя сдержанно, обошелся без веселого помахивания хвостом, так как хозяин даже не заговорил с ним. Оставшись один у калитки, Мацко долго еще смотрел вслед агроному.
«Хозяин не в духе, может ему грозит какая-то опасность?»
И пес потянул носом и огляделся по сторонам, точно надеялся где-то поблизости обнаружить причину дурного настроения хозяина, однако сад в сгущающихся сумерках был спокоен. Где-то капало со старой камышовой крыши, слышалось негромкое квохтанье кур, усаживающихся на насест, да иногда — глухой перестук лошадиных копыт из конюшни.
Все эти звуки были для Мацко привычными, мирными и не сулили тревог. Ветер стих, а вместе с ним прекратили свой лепет и тополя у забора. В глубине сада неприметно и нерешительно сбивался туман, но без ветра и он не знал, как ему расстелиться. В соседней конюшне зажгли фонарь, но свет от слабой мигалки едва пробивался сквозь запыленное оконце.
Мацко убедился: жизнь двора идет своим установленным чередом; потом повернул от калитки к дому, но не залез в конуру, а потрусил дальше по садовой дорожке.
«Пойду филина проведаю…» — и пес направился к хижине Ху.
Брел Мацко медленно, выбирая, куда поставить лапу, потому что на садовой дорожке стояли лужи. Перед дверцей хижины пес замер, нерешительно виляя хвостом, потому что не знал, проснулся ли Ху. В хижине было темно, и далеко не сразу псу удалось различить опаловое мерцание глаз филина.
— Я думал, ты еще спишь…
— Нет, мне плохо спалось, тревожно, не знаю и сам, отчего…
— Снег сошел, вся природа меняется, и я тоже ощущаю в крови какое-то беспокойство. Не люблю я этой поры: все в мире течет, кругом лужи, капель, шуба моя отяжелела от влаги, и люди проходит мимо, не погладят и даже слова не бросят…
— Вздумай человек меня погладить, не уберечь бы ему своих глаз!
— Тогда человек убил бы тебя!
— Возможно, но гладить меня человек не будет, потому что боится. Я вижу страх в глазах человека…
— Жаль! Ты никогда не узнаешь, как это приятно, когда головы касается чуткая, теплая рука человека, и голос его тоже ласков, точно гладит тебя. И тогда по всему моему телу разливается тепло…