Над деревней сгустились сумерки. Ветер, набирая силу и скорость, носился по раскисшим дорогам.
На рассвете зловещий вой ветра разбудил агронома. Он прислушивался какое-то время, потом встал и направился к телефону.
— Дядя Варга?
— Он самый.
— Что нового?
— Нового? Слышите, какая погодка! Снегу лишь припорошило чуть-чуть, зато все сплошь под ледяной коркой. Совсем все кувырком идет. С вечера мы собирались в лес за дровами, но думаю подождать: ветер крутит, чисто сбесился!
— Совсем отложите поездку! Наведите порядок в конюшне и хлевах, покормите скотину и наносите впрок корма, а там видно будет. Отдохните!
— Будет сделано! Впрочем, ведь это зима день-другой хорохорится, напоследок. Сейчас и вправду не лишне отдохнуть и человеку, и скотине, а там работы подвалит — невпроворот!
— И я так думаю, дядя Варга.
Положив трубку, агроном накинул на плечи шубу, натянул сапоги и прошел на конюшню к Ферко, который уже по своему обыкновению курил, сидя на ларе с овсом. Лошади жевали овес, раздавалось смачное похрустывание.
— Сегодня никуда не поедем, Ферко! Как рассветет, обложи дверцу у хижины филина камышовыми вязанками.
— Уже сделано. И вязанки я привязал для надежности.
— Молодец! Даже если утихнут ветер и снег, сегодня все равно никуда не поедем. Впрочем, не думаю, что снег залежится надолго.
— День или два продержится.
В этот момент в неплотно прикрытую дверь конюшни сначала просунулась голова Мацко, следом протиснулось юркое туловище, и вот уже Мацко, весело блестя глазами и виляя хвостом, шагнул в помещение.
— Ах ты, умный пес, — погладил его агроном, — нерадивый хозяин не закрыл дверь, а ты уж тут как тут… Ну, пошли, а то я совсем продрог…
Ферко задул фонарь, а агроном вместе с Мацко бегом припустились к дому: у агронома под шубой была надета только пижама.
У двери Мацко отстал от хозяина, вернулся в конуру; во дворе ветер так и норовил сбить с ног.
Одним словом, погода была прескверная! Ветер выдувал из закоулков редкий снег, перебрасывал его с места на место, закручивал столбом и взметал под облака, потом снова обрушивал на землю, чтобы тут же снова подбросить вверх. Но снега от этого на земле не прибавлялось, можно было подумать, что снега у зимы больше совсем не осталось, и она в десятый раз перетряхивает одни и те же хлопья, чтобы все поверили, будто их у нее — полны сугробы.
Но мороз стоял крепкий.
Дороги промерзли и звенели, как кремень, у ручья по закраинам образовалась припорошенная снегом ледяная каемка, камыш, припадая к земле, роптал, что мерзнет, а клубы дыма над деревней, как в зимнюю вьюгу, метались то вверх, то вниз.
— Я вам покажу! — бесновался ветер и сбил с лада утренний благовест, будто язык у колокола отяжелел от мороза и стал вдруг заплетаться.
Но в хижину филина весь этот шум и вой почти не долетал.
Когда Ферко закрыл камышовыми вязанками даже узкую сетчатую дверцу, филин Ху щелкнул клювом: быть может, он выразил этим одобрение, так как после работы Ферко в хижине воцарилась тишина. Ху встряхнулся, оправил перья, уселся на свою крестовину и задремал.
Сегодня он не надеялся, что вместе со сном перед ним предстанут картины другого, свободного мира: Ху просто прислушивался к заглушенным шорохам ветра, который как будто бы удалялся…
…Но вдруг Ху увидел себя в своей старой пещере. Нахохлившись, сидел он возле самки в маленькой боковой нише, потому что снаружи было еще светло и очень холодно.
Солнце клонилось к закату.
Над домами деревни вился дымок, и всю округу окутывал редкий туман. Дальний лес белел под узорами инея, большую реку лед наглухо сковал немотой, перекинув от берега к берегу огромный сплошной щит. Вся природа пребывала в неподвижности и оцепенении от холода.
На единственной улице деревни изредка показывался кто-либо из людей, но и этот редкий прохожий спешил нырнуть поскорее в дом, и тишина над заснеженным краем стояла такая, какая бывает только ночью.
Ху почистил клюв, проковылял к выступу пещеры, встряхнулся и тотчас ощутил, как леденящий мороз пробирает сквозь перья. Он мог бы отправиться на охоту прямо сейчас: дневная жизнь уже замерла, нигде не слышно было ни звука, не видно ни малейшего движения — ни возле реки, ни в далеких завьюженных полях, лишь на восточной половине неба уже желтела тарелка полной луны. Ху раздумывал, что лучше: отправиться на охоту до наступления полной тьмы или выждать, когда луна бросит на землю тень, и решил ждать.