Тут из глубины пещеры на выступ приковыляла подруга Ху, зябко поежилась, и недовольные глаза ее сказали:
— Я голодна!
По мнению Ху, говорить это было совершенно излишне… и потому он ни единым движением не ответил; самка, оттолкнувшись от выступа, полетела к вороньему поселению на отмели.
Ху посмотрел ей вслед, но во взгляде его не теплилось ни надежды, ни подбадривания. Филины лишь по привычке наведывались туда каждую ночь, но воронье поселение опустело, только ветер раскачивал черные тени гнезд. В большие холода вороны улетели отсюда все до единой, а случайно заночевавшие в опустевших гнездах вороны-чужаки были ненадежной добычей. И даже удачная охота приносила небольшую поживу: ведь от ворон в это время остаются только перья, ножа да кости. Конечно, и такая ворона лучше, чем ничего, но голод ею удавалось заглушить лишь на короткое время, а ведь случалось, что чета филинов оставалась без добычи по нескольку дней. Такое бывает в суровые зимы, и ничего страшного в этом нет, так как в голодную зимнюю пору крупные филины могут обходиться без пищи по неделе, а то и больше.
Сумрак густел, луна светила все ярче, и в морозной выси одна за другой зажигались дрожащие звезды.
Защищаясь от холода, Ху сжался в плотный комочек и ринулся в морозный воздух, но чтобы не мешать охотиться самке, повернул в сторону, противоположную вороньим поселениям. Он полетел к пойменным озеркам, которые в эту пору были также скованы льдом, как и река. Ху и не надеялся на рыбную ловлю, но по краям стариц тянулись заросли камыша и невысокий кустарник, где любили скрываться и ласка, и горностай, и белка, и хорек. Часто прячется в камышах фазан и даже заяц, а уж лучше зайца в такую голодную пору добычи и нет.
По льду бежала четкая сверкающая лунная дорожка, но все окрестности по-прежнему были безжизненно неподвижными, вымершими. Филин Ху сел на высохший сук знакомой ивы и прислушался, но скованный морозом край был тих и недвижим, как сам лед.
Позднее из деревни донесся заливистый собачий лай, и филин повернул к человеческому жилью, хотя и знал, что в эту пору щенят в деревне не бывает, а со взрослыми суками и кобелями ему не сладить. Однако голод все больше донимал его и понукал испробовать все возможности достать пищу.
Ху пролетел до середины деревни и уселся на огромном старом дубе; сколько филин себя помнил, дуб всегда стоял на этом месте и всегда служил Ху наблюдательным постом.
Дерево росло в конце сада, и отсюда хорошо было слышно, как вздыхала скотина в хлевах, на конюшне постукивали копытами лошади, и если где-то открывалась дверь или кто-нибудь выходил на улицу, филин ловил эти звуки.
Но сегодня в деревне стихла даже обычная хозяйственная суета, и только где-то в хлеву недовольно похрюкивала старая свинья.
Ху беспокойно потеребил перья, чувствуя, что начинает мерзнуть.
Луна тем временем поднялась к зениту. Застывшие в морозном воздухе скалы отбрасывали короткую тень, а на редкой щетине травы холодной серебристой солью сверкал иней.
Обычно на охоте Ху замирал без движений, прислушиваясь и присматриваясь к окружающему, но сейчас он чувствовал, что подобная настороженность была излишней. Одиночество казалось почти осязаемым; все в природе погрузилось в тишь и окаменело, как сама земля или отливающий белизной огромный камень, где филин Ху в лучшие свои времена отдыхал, переваривая пищу. Но сейчас желудок его был пуст: вчера филину перепало совсем немного, а сегодня — ночь проходила, добычи же пока не предвиделось.
Где найти пищу?
Перед мысленным взором Ху вновь промелькнули камышовые заросли, воронье гнездовье, знакомые островки леса, и, наконец, он решил: единственное место, где ему могло что-нибудь перепасть, это все же деревня, хотя и там на многое надеяться было нечего.
Ху снялся с дуба и полетел вдоль деревни, но лишь до ближайшей, показавшейся ему удобной трубы на крыше. Дело в том, что сверху трубу прикрывал кирпичный свод, не дававший снизу залететь внутрь дымохода. От дыма этот свод прогревался и теперь был единственным местом, где Ху мог спокойно усесться и подумать без того, чтобы мерзли лапки.
Голод по-прежнему терзал филина, однако в тепле думалось легче, охотничий инстинкт спокойнее взвешивал, где вернее всего можно рассчитывать на добычу.
Согревшись, Ху ринулся к лесу, причем так стремительно, словно точно знал: там где-то под деревом его ждет накрытый стол — иными словами, верная пожива.