– Ох, юнга, не могу ничего дельного предложить вот так сразу. Обмозговать надо все серьезно. Вроде, по времени нас никто не ограничивал?
– Да, только жрать охота, а ничего нету, – протянул Бурбалка, потирая требующий пищи живот.
– Ты прав, приятель, – согласился минотавр, прислушиваясь к недовольному бурчанию собственного брюха.
Волшебная котомка осталась у Гарба, и тауросу ругнулся вполголоса, вспомнив про хранящийся в ней запас провианта. Суккуба тем временем скорчилась на земле в позе эмбриона и тихонько постанывала. Ее кожа посерела, глаза ввалились, а по телу периодически пробегала судорога.
– Мне ее жалко, – сообщил Антонио, отворачиваясь, чтобы не видеть выражение морды Каввеля. – Она мне еще и жизнь спасла.
Минотавр ладонью взъерошил волосы на голове человека и тихо произнес:
– Знаю, дружок. С другой стороны, для меня она значит мало. Свой долг жизни я ей выплатил.
Антонио обернулся и посмотрел прямо в глаза пирата. Тот не выдержал и отвел взгляд.
– А я для тебя че-то значу?
– Ты боевой товарищ, и член экипажа… и друг. Этим все сказано.
Минотавр впервые признался в дружбе с человеком. Это прозвучало странно для обоих, но слова уже покинули рот пирата. Раньше Каввель с некоторым презрением относился даже к части компаньонов, но совместные испытания заставили его пересмотреть свои привязанности.
В наступившей тишине протяжный стон демонессы прозвучал особенно жалостливо для ушей бывшего призрака, вынудив окончательно принять решение, которое уже оформилось у него в голове.
– Я останусь! – заявил Бурбалка.
– Нет! – быстро отреагировал Каввель. – Ни в коем случае!
– Я ее тут не брошу!
– Если бы не моя клятва помогать Гарбу, я мог бы остаться, но слово уже дано, – печально изрек пират. – Ты же знаешь, мой род клятв не нарушает.
– А ты уверен, что Гарб еще живой? Мы в Аду ваще-то!
Минотавр насупился и фыркнул.
– То есть ты пытаешься убедить меня остаться тут ради спасения какой-то потаскушки из чужого для нас мира? Хорош друг, нечего сказать!
Антонио смутился, не зная, что ответить.
– Прости! – сказал он. – Я не это имел в виду.
– Ладно, проплыли мимо, – великодушно принял извинение Каввель. – Я вот думаю… этот баклан выход нам не показал, а только намекнул, что он будет. А будет ли?
Как будто специально, чтобы развеять возможные сомнения, в двадцати шагах от них с тихим свистом раскрылась портальная дверь – достаточно широкая, чтобы в нее могли пройти сразу трое.
– Надо рискнуть! – обрадовался Бурбалка.
– Кажется, я понимаю, о чем ты, – согласился Каввель, сгребая в охапку обмякшее тело демонессы.
– На счет три! – крикнул парень. – Один, два, три!
Человек и минотавр понеслись к порталу и синхронно прыгнули. Такое же дружное приземление ожидало их по ту сторону. Окно портала издевательски подмигнуло и свернулось, чтобы снова открыться в двадцати шагах от друзей.
– Походу, правила у этой игры все-таки есть, – задумчиво произнес Антонио, подходя ближе к пространственному окну. – Ну-ка!
Горсть песка влетела в воронку и бесследно в ней исчезла.
– Так и знал, – огорчился человек. – Портал пустит тока двоих. Готов биться об заклад, что он не пропустит даже одного.
– С чего ты взял?
– Так просто же! Нам, типа, намекнули, что уйти смогут только двое, для чего в жертву надо принести третьего. Если прикинуть, что третьего нужно просто оставить, то получается – портал настроен на двоих. Ни больше, ни меньше. Иначе один пройдет, а потом еще двое.
– Попробуешь подтвердить догадку?
– Чтоб меня там не поджарило...
– А может?
– Еще как!
– Тогда я попробую.
Каввель бережно уложил суккубу на песок и бесшабашно рванул к порталу. Пространственное окно дождалось прыжка минотавра и преспокойно переместилось в сторону в последний момент, оставив гиганта ни с чем.
– Бросьте меня! – извиваясь от боли, простонала Хиенна. – Я вам только мешаю.
– Не кипеши, подруга! – преувеличенно бодрым тоном заявил Антонио. – Мы тебя не бросим.
«Подруга» в ответ скрежетнула зубами, издала дикий вой и замерла без движения.
– Померла? – с надеждой спросил Каввель.
– Нет, – зыркнул на него исподлобья Бурбалка, – дышит, вроде. Да и высшие демоны бессмертны, так что своей смертью не помрет. Забавные они твари, конечно. Бессмертие для них как игрушка. Они думают, что это типа неуязвимости. По мне, так они должны до усеру бояться всего, что может их убить. А они прут, куда можно и нельзя. Никогда их не пойму.
– Но сознание потеряла, – пират сделал ключевой вывод из потока излияний компаньона, и в его глазах отразилась напряженная работа мысли. – Так говоришь, портал пропустит только двоих?
– Ну, да! – отозвался человек, пытаясь привести суккубу в чувство.
– Есть идея! Никого бросать не придется, – заговорщически подмигнул минотавр, бесцеремонно отбирая бесчувственное тело у реаниматора. – Рвем копыта!
– Че за идея? – уточнил на бегу Антонио.
– Портал пропустит все, что не может думать! – успел крикнуть перед прыжком Каввель. – Как тот песок!
***
Знакомыми с детства тропами Адинука препроводили в город, провели по мощеной плитами центральной улице мимо серого здания академии боевых искусств, в которой он учился фехтованию и стрельбе, к величественному храму, посвященному Королеве Арахнид. Храм, раскинув в стороны ноги-колонны, возвышался своей паучьей громадой над остальными строениями в самом глубоком южном углу пещеры, что обеспечивало его относительную безопасность в случае нападения нелетающих недругов.
Святая святых редко открывает свои двери мужчинам из рода темных эльфов. Карвалшаресс с недоверием относится к самцам, а ее жрицы фанатично следуют заветам богини. Появление в храме мужчины возможно в исключительных случаях, поэтому Адинук, видя, куда его ведут, мог только гадать, не собираются ли его принести в жертву. Если не собираются, то зачем ведут туда, где, кроме мучительной казни, его может ждать лишь оказание величайших почестей, которых может быть удостоен мужчина троу. Впрочем, памятуя о последних событиях, бард уже не был уверен ни в чем, а гудящая после удара голова к тому же не давала сосредоточиться на главном – как выпутаться из этой пренеприятной ситуации.
Адинука ввели в притвор, где охрана отобрала у него все, что не забрали во время первого обыска. После этого, барда освободили от пут и проводили в наос. Храм, как и положено святилищу Карвалшаресс, не имел внутри никаких источников света, что не мешало всем троу ориентироваться, пользуясь для этого сумеречным зрением.
– Добро пожаловать домой, первенец, – ледяным тоном поприветствовала его с амвона верховная жрица, заодно приходящаяся ему матерью и главой клана. – Что за рванина на тебе надета? Моему отпрыску, даже такому никчемному, не пристало ходить в обносках.
Пурпурно-фиолетовые одеяния самой преподобной были сотканы из тончайшего паучьего шелка и оставляли открытыми лишь кисти рук и выкрашенные в фиолетовый волосы. Голову венчала серебристая диадема, усыпанная традиционными сапфирами. Чуть более мелкие камешки украшали обшлаги расширяющихся книзу штанов и адамантовые наручи. Эльфийка, как еще помнил Адинук, представляла собой образец красоты холодного типа, хотя глаза выдавали ее солидный даже по меркам остроухих возраст уже в момент его бегства. Сейчас наверняка годы брали свое, поэтому проступающие морщины тщательно скрывались вуалью.
Верховная жрица восседала на золоченом троне, исполненном в виде огромной паучихи, по обе стороны от которого на небольшом расстоянии стояли еще три служительницы Карвалшаресс – все сестры Адинука. Их одеяния проще и удобнее: платья в пол, перехваченные поясами чуть выше талии. Такие одежды скрывают движения, но не сковывают их. В широких рукавах легко спрятать кинжал или даже бич.
– Благодарю за теплый прием, матушка, – склонил голову бард, игнорируя перекошенные от ненависти лица сестричек и глядя только на мать. – Там наверху трудно добыть хорошую одежду.