Лайтмену же умирать приходилось прямо-таки регулярно. Если не брать во внимание многочисленных киноимитаций смерти и настоящих ран, падений, пыток, наконец, то один раз ему точно практически оторвало голову, и — ничего особенного. Никаких сияющих туннелей, ведущих чёрт знает куда, и вообще ничего. Уснул — проснулся. И Ланс совершенно искренне считал, что смерть гораздо приятнее издевательств, разрезания заживо на куски и всего прочего, которое с ним тоже происходило как по графику: то в кино, то — более натурально, на второй работе. Кино он любил искренне, особенно сам процесс съемок, другую свою работу… тоже иногда любил, когда начальство особенно не придиралось.
Да, нужно сказать, что Лайтмен не соврал, будто бы не знает, куда направляется. Он и не знал, потому что задание должен был получить только через два часа. Шеф внешнего отдела СКР Сэм Нортон лично назначил ему аудиенцию. Толпе этого, конечно, объявлять не полагалось. Для нее Ланс устроил парадный вылет, дав себе фору перед настоящим.
Лайтмен расслабился, расстегнул тяжелую, нашпигованную мини-камерами, микрофонами и ещё кое-какими замысловатыми штуками куртку. Для него было обычным делом таскать с собой целый арсенал. Свои многочисленные приспособления для видеосъемки он конструировал сам, предпочитая миниатюрные летающие камеры, которые подчинялись мысленным приказам. Правда, пока были проблемы с элементами питания — камеры летали и снимали минут по 25–30, потом их нужно было перезаряжать. (А при переходе на более экономные аккумуляторы — страдало качество съемки). Потому камер приходилось таскать с собой просто немеряно — штук обычно по сорок. Вообще-то в повседневной одежде Ланс носил еще и кучу всякого оружия, но в этой «парадной» куртке считай, что ничего и не было. Так, мелочь всякая — серикены в рукавах и в поясе, парализующие кристаллы в браслетах и медальоне на шее, ядовитые иглы, два узких лезвия в подошвах, да разные пугалки-вонючки-пищалки. Правда, понапихано их было везде — от каблуков до фальшивого ожерелья на шее. Единственной бесполезной вещью в экипировке Лайтмена был узкий золотистый ошейник. Он носил его с момента поступления в школу СКР и ни снять, ни выяснить его назначения не мог. Чем только Ланс его не пилил. Однажды даже, не пожалев собственной головы, обвязал эту дрянь взрывчаткой. Он потом листал медицинские отчеты — голова почти что оторвалась. Как уцелел — сам не понял, и медики не поняли, разве что шея потом с неделю ныла и чесалась. У него всегда сильно чесались раны. Заживало всё неправдоподобно быстро: разбитая губа могла украсить его от силы часа на два, а раны посерьезнее — едва ли на сутки-двое. Один раз, сдавая зачёт по пыткам времен второй мировой войны, Ланс убедился, что ногти у него вырастают по новой за 22 часа. Правда за это время он успел придумать титановые заменители ногтей и теперь иногда пользовался ими — удобная получилась штука. Титановые ногти, или, скорее, когти, он вживил под настоящими ногтями. Слабонервным хватало одного зрелища, как они выполза-али с шипением из-под ногтей… Сам Ланс, кстати, старался во время зачётов и экзаменов на тему членовредительства с однокурсниками палку не перегибать. У них, в отличие от него, и ногти отрастали потом плохо, и раны заживали долго, и с мозгами могло что-нибудь нехорошее произойти. Марса так один раз замкнуло…
Два часа… Лайтмен нажал на кнопку автопилота, снял панель с бортового компьютера и, поморщившись, замкнул пальцами контакты. Не совсем приятно, конечно, было подключаться к компу напрямую, но иначе пальцы просто не успевали за мозгом. Слава богу, что в СКР пока еще не вычислили эту его милую особенность работы с компьютером. Узнали бы — могли бы башку на запчасти разобрать. Любопытные люди работали в СКР, охочие до чужих мозгов. И Ланс берег от них свои секретики трепетно — всё-таки всю жизнь, считай, провёл в школе-интернате и уж чему-чему а жить под постоянным наблюдением был обучен.
Под черепом сразу что-то завозилось. Ланс вошел в систему, «пробежал» мимо паролей, маскируясь под общий опознавательный сигнал: «Попробуем узнать, почему же меня вызывает сам «поросюшка Булли»? Шерман обещал крутое задание…»
Поросюшкой Булли Лайтмен по старой привычке называл шеф-директора внешнего отдела СКР Сэма Нортона. Не то что бы директор был сильно похож на свинью, но и не то что бы очень от нее отличался — порода была та же: жрёт всё подряд и всё время недовольно хрюкает. Шерман, кто не понял, — фамилия куратора группы, в которой до сих пор числился Ланс, хотя от группы осталось уже едва полдюжины парней. За то уж эти прошли и естественный, и не естественный отбор. Были там психи даже похуже Лайтмена. Болтом Андерс, например, «прославился» тем, что любил отрубать у допрашиваемых пальцы по фалангам, а потом варить из них суп с клёцками и жрать. А начиналось всё между прочим с невинной забавы — ну отрубал пальцы, ну варил, ну кормил ими же допрашиваемых. Или Эм Скоткинс, то есть Майк Майерс-второй, ну исключительная скотина. Тот, если не воняло кровью, работать не мог, он её в пакетике с собой носил…
Ланс просмотрел последние шифровки по 7-му личному каналу шефа СКР, но ничего интересного не обнаружил. Он был разочарован — неужели его таки «развели» с заданием и на самом деле это — дисциплинарный вызов? Неужто шеф прознал что-нибудь про ту мелочь, которую Ланс недавно ухитрился перевести на свой счет, аккуратно выудив из бухгалтерского компьютера вместо 2 долларов и 47 центов командировочных 2 миллиона, два доллара и 47 центов? «Нет, — беспечно решил он. — Скорее можно допустить, что информация о задании просто не введена в компьютер».
Ланс лениво переключился на научный канал, машинально отметил упоминание ненавистной фамилии директора Мутационного центра Сигби и замер: он понял, что наткнулся на нечто действительно любопытное.
Код @ 217 N Х4
«20.07.19хх. Научно-исследовательской экспедицией на территории южной Ботсваны в местечке Хуа-Хуа найдено древнее захоронение в виде яйцеобразного контейнера из неизвестного материала, оборудованного 27-ю ячейками.
В 5-ти ячейках артефакты отсутствовали. В 22-х находились кристаллоподобные образования 2-х типов:
— А*: индиго-синего цвета с желтоватым переменным свечением (14 штук)
— Б**: прозрачно-белые, структурой напоминающие кварциты (5 штук.)
Все кристаллы разной огранки и величины (см. примечание)…
Примечание Ланс читать, конечно, не стал.
«…В полевых условиях установлено: отсутствие стандартных О-В* реакций, отсутствие изменения температуры при нагревании и охлаждении, произвольная смена интенсивности излучения у кристаллов типа А, произвольное осветление и помутнение граней у кристаллов типа Б, отсутствие мотивации при изменении удельного веса кристаллов обеих модифицикаций…»
«В смысле, они там летали, что ли по лаборатории? Нормальным языком мы, конечно, писать не умеем…» — Ланс скинул пару страниц.
«…Выписки из лабораторного журнала: 17.31. Внезапное усиление свечения кристалла А-4. 17.32. Мутнеет Б2.
17.33. А4 левитирует в 2,5 см. от стола дежурного. Начинает светиться А12. 17.43. Светятся А11, А7 и А3. Свечение угасает.
Личное мнение лаборанта: «У меня создалось впечатление, что они переговаривались между собой…»
«Ого, — подумал Лайтмен. — Конечно, лаборант, не побоялся это впечатление проверить… Знаем мы этих душек-лаборантов: будь на месте кристалла человек — на молекулы бы разобрали. А камушек — тем более…»
«…28.07.18.22. При попытке подвергнуть А4 давлению в 20 g наблюдался резкий перепад напряжения в сети, в результате чего барокамера временно выведена из строя. Когда лаборант попытался продолжить эксперимент, положив А4 под пресс, наблюдалось разрушение межмолекулярных связей во всех металлических частях аппаратуры в лаборатории».
«Нифига себе… Так-таки все приборы рассыпались? Жалко, что лаборант уцелел… Отчет о том, как чинили лабораторию?:):) Пропускаем….»
«…29.07. 10.12. Пароль «Троумен».
Для дополнительных исследований контейнер передан в спец. лабораторию Мутационного центра СКР под ответственность Дж. Ф. Сигби лично».
«И будут похищены лично у Дж. Ф. одним любопытным нахалом», — дописал в графе «Комментарии» Ланс. Это ж офигеть как здорово — разумные летающие кристаллы!