И только Алёша Калёнов бродил словно зачарованный. Он молча подходил к цветам, смотрел на них, осторожно поглаживал листочки. А потом лёг на спину и долго глядел в бесконечное голубое небо.
Мы договорились с Александром Михайловичем, что приедем ещё раз. Но буря политических событий помешала это сделать. Обстановка в стране становилась всё более напряжённой. Владимир Ильич тайно приехал в Петроград и поселился на подпольной квартире у Маргариты Васильевны Фофановой, чтоб руководить подготовкой восстания. Вся рабочая молодёжь по мере сил и умения помогала партии, которая собирала силы для Октябрьского штурма.
И вот настал Октябрь, грозный Октябрь семнадцатого года. Кругом бурлило, как в котле. События неслись с невероятной быстротой. 25 октября рабочие, солдаты, матросы, руководимые Лениным и партией большевиков, свергли власть капитала. Теперь власть перешла в руки народа.
Стыдно, конечно, в этом сознаваться, но в те дни я совсем забыла о ребятах с детской площадки и об Алёше Калёнове. Каково же мне было, когда уже после Октябрьской революции я встретила в коридоре Смольного Владимира Ильича и он сразу же спросил меня об Алёше, а я должна была ответить, что ничего о нём не знаю.
— Как он живёт? Где он? — спрашивал Владимир Ильич.
— Не знаю, Владимир Ильич. Давно его не видела, — отвечала я.
— Как же так? Почему?
— Да я… Да мне…
С чувством глубокой вины слушала я Владимира Ильича. Он упрекал меня за то, что я забыла о рабочей семье, о которой обязана была позаботиться.
Потом Владимир Ильич велел мне пойти в комендатуру Смольного и от его имени передать работавшим там товарищам, чтобы они немедленно переселили семью Калёновых в квартиру какого-нибудь буржуя.
Два дня спустя я побывала на новой квартире Калёновых. Марья Васильевна Калёнова, не веря своему счастью, ходила по роскошному кабинету нефтепромышленника Гукасова. Алёша неотрывно смотрел на висевшие на стенах картины.
В конце ноября нам дали три комнаты в барском особняке на Литейном проспекте. Там решено было устроить детский клуб для ребят, которые летом ходили на площадку. Ребята гурьбой отправились туда. Натаскали дров, развели огонь, вымыли пол, — и в бывшем доме царского сановника открыли первый в Петрограде «Детский клуб имени мировой революции».
Все работы по клубу дети делали сами: они и кололи дрова, и топили печи, и убирали помещение, и чистили снег перед входом.
Весной 1918 года я уехала в Москву, но на Первое мая приехала в Петроград. Стоя у трибуны, я смотрела на проходивших мимо демонстрантов. И вдруг увидела ребят из нашего детского клуба.
Они несли большое знамя. На нём был нарисован земной шар, закованный в цепи капитала. Рабочий, одетый в красную рубаху, протянул руку стоявшему рядом с ним крестьянину. В другой руке он держал тяжёлый молот и разбивал им цепи. Надпись гласила: «Берегитесь, буржуи! Мы стоим на страже».
И тут я увидела, как из рядов демонстрантов выбежал мальчик. Он подбежал ко мне. Это был Алёша Калёнов. Он был по-прежнему худой, большие глаза его стали ещё больше, но теперь они светились счастьем.
— Я сам нарисовал это знамя! — кричал он мне. — Я сам!
Он рассказал мне, что его мама работает няней в детском саду. Там же, в детском саду, находятся его младшие братишки и сестрёнка. Сам он учится в художественной школе.
— Прощайте, я побегу, а то отстану от своих, — сказал Алёша.
Это была моя последняя встреча с ним. В следующий мой приезд в Петроград, летом 1920 года, я узнала, что комсомолец Алексей Калёнов добровольно вступил в отряд, отправлявшийся на фронт, и пал смертью храбрых в бою против банд Юденича.
Как горько, что белогвардейская пуля оборвала жизнь Алёши! Какой прекрасной могла бы быть эта жизнь!
Наверное, он стал бы художником и рисовал бы цветы. Но это были бы настоящие цветы — такие, какие он видел вокруг себя.
А главное — над этими цветами не висело бы мрачное, тёмное четырёхугольное небо, похожее на грязную спичечную коробку.
Нет, над ними было бы ясное, светлое, чистое небо, привольно раскинувшееся от края до края небосвода!
ВАНЯ ВЬЮНОК
Летом 1917 года я, автор этой книги, состояла членом социалистического Союза рабочей молодёжи — одной из тех организаций, из которых в будущем вырос многомиллионный Комсомол.
Среди членов Союза молодёжи был невысокий шустрый паренёк, которого все звали просто Ваня, а вместо фамилии Скоринко — прозвищем «Вьюнок», данным ему за необыкновенную живость, подвижность, весёлую бесшабашность.