— Was? Was?[147]
— «Was? Was?»! — кричала старуха. — Сказано — согрейте мне постель, безмозглые дуры!
Весь клуб хохотал до упаду.
А потом он подражал старым вельможам, которые танцевали ригодоны, прикидываясь, будто беззаботны и веселы, как в Версале; молодых дам, бегавших за мужьями, которые совсем потеряли голову; капуцинов, что несли караул на Трирской площади заодно с остальными духовными лицами, завербованными в эмигрантские войска; оторопь тех, кто, поспешив на почту в надежде получить векселя на Амстердам или Франкфурт, получил лишь простые письма, в которых управитель сообщал, что народ наложил секвестр на замок, леса, земли монсеньера.
Глаза Госсара выходили из орбит, лицо вытягивалось, перед нами словно представали люди, привыкшие жить за чужой счет, которых теперь, вот уже полтора месяца, донимали трактирщики, требуя уплаты. А потом он изображал, как вел себя в гостинице на Рейне лютый генерал Бэндер, который намеревался образумить нас, описывал его последний поход в Бельгию, где по его приказу вешали и расстреливали патриотов, так что в стране теперь тишь да гладь. Но всего потешнее показывал он отчаяние курфюрста, узнавшего, что эмигранты, и не подумав испросить у него позволения, поселили принцев в его дворце, словно были хозяевами. Дядюшка Жан просто за бока держался, и даже Шовель уверял нас, что никогда еще он так не веселился.
Жозеф Госсар рассказывал об этом во всех клубах по пути, и всюду его встречали криками восторга, и, сказать правду, он мог бы заработать кучу денег, изображая в лицах свое путешествие в Кобленц, — ему бы охотно заплатили, лишь бы увидеть, как он разыгрывает этот своеобразный фарс, но делал он все это из патриотических чувств, довольствуясь тем, что увеселяет граждан и продает им вино.
Рассказываю я вам эту историю, чтобы показать, каких тунеядцев кормила своим трудом Франция до 89-го года. А о том, что им не хватало здравого смысла, лучше всего доказывает ответ Господина — впоследствии Людовика XVIII — Законодательному собранию, которое приглашало его вернуться, пожелай он сохранить свои права на регентство, если представится возможность.
Вот как он ответил:
«Члены французского Собрания, именуемого Законодательным, на основании параграфа 1-го, главы 1-й, статьи 1-й законов, неотъемлемых от здравого смысла, рассудок предписывает вам образумиться в течение двух месяцев начиная с нынешнего дня, иначе, по истечении вышеозначенного срока, будет считаться, что вы отказались от права называться существами разумными, и на вас будут смотреть как на умалишенных, которых следует держать в «Малых домах»[148].
Вот как ответил принц народу, призывавшему его править страной в случае смерти брата! Стоило ли обременять великий народ убийственными налогами да вдобавок оставлять ему миллиардные долги, чтобы выпестовать таких олухов? Да последний мальчишка из нашей деревни толковее воспользовался бы деньгами, предназначенными ему на обучение.
Все эти эмигранты, вместе взятые, не справились бы с народом, но нам по-прежнему угрожали государи Европы, напуганные тем, что нашелся народ, который начал сознавать свои права и, пожалуй, покажет пример мужества другим народам. Уже повсюду только и толковали о войне, и в клубе Якобинцев возник спор между Бриссо и Робеспьером. Бриссо считал, что нужно немедленно начать войну против эмигрантов, прусского короля и австрийского императора. Робеспьер утверждал, что подлинная опасность угрожает нам внутри страны и что следует прежде всего покарать изменников, которые готовы предать родину, только бы вернуть себе привилегии. Такова суть этих речей. Шовель распродал их тысячами, а все — буржуа, солдаты, крестьяне — охотились за брошюрами, в его лавке всегда было полно народу и Маргарита едва справлялась с делом.
Битва разгорелась. Клуб раскололся: Дантон, Демулен, Карра[149], Бийо-Варенн[150] поддерживали Робеспьера; они утверждали, что королю, королеве, двору, эмигрантам война нужна, чтобы возвыситься снова, и они толкают нас на нее, что для побежденного деспотизма война — это последняя ставка, поэтому необходимо быть на страже и нельзя подвергать опасности наши завоевания. Бриссо стоял на своем: он был членом Законодательного собрания, которое в эту пору, как и клуб Якобинцев, разделилось на две партии: на жирондистов[151] и монтаньяров[152]. Монтаньяры хотели сначала покончить с врагами внутренними, жирондисты хотели начать с внешних.
149
Карра Жан-Луи (1742–1793) — французский политический деятель и публицист, депутат Конвента, жирондист; во время якобинской диктатуры был казнен.
150
Бийо-Варенн Жан-Никола (1756–1819) — деятель французской революции, якобинец, депутат Конвента и член Комитета общественного спасения. Считая политику робеспьеристов недостаточно радикальной, участвовал в подготовке переворота 9 термидора. В 1795 году был сослан термидорианцами в Гвиану.
151
Жирондисты — партия буржуазных республиканцев во Франции в период революции 1789–1794 годов, выражавшая интересы крупной торгово-промышленной и землевладельческой буржуазии и стоявшая у власти с сентября 1792 до июня 1793 г. Название этой партии объясняется тем, что многие видные деятели ее были выходцами из департамента Жиронды; современники называли их роландистами (по фамилии одного из руководителей — Ролана), или бриссотинцами (по фамилии редактора главной жирондистской газеты «Французский патриот» Бриссо). Жирондисты восстановили против себя народные массы тем, что пытались спасти свергнутого короля от смертной казни, боролись против требования об установлении твердых цен на продукты первой необходимости, поддерживали генералов, оказавшихся впоследствии предателями. Народное восстание 31 мая — 2 июня 1793 года свергло власть жирондистов. Они подняли ряд мятежей на юге и на западе страны. Но эти мятежи были быстро подавлены.
152
Монтаньяры, или якобинцы — партия буржуазных демократов во Франции в период революции 1789–1794 годов, выражавшая интересы средней и отчасти мелкой буржуазии и собственнического крестьянства. Якобинцы сыграли выдающуюся роль в революции. Став у власти 2 июня 1793 года, они за тринадцать месяцев своего господства осуществили много важных прогрессивных преобразований (выработка новой, демократической конституции, окончательная ликвидация феодальных повинностей крестьянства и т. д.), проявили огромную энергию в борьбе против контрреволюционных мятежей и иностранной интервенции. Но после того как основные общенациональные задачи буржуазной революции были успешно решены, усилились противоречия между правительством якобинской диктатуры и широкими слоями трудящихся, городской и сельской беднотой. Этим воспользовались представители «новых богачей», недовольные суровым режимом якобинцев, революционным террором и мерами против спекулянтов. Переворот 9 термидора положил конец существованию якобинской диктатуры.