— Осмотрите этот ларь… Откройте этот ящик… Закройте дверь. Огонь в печке потух — да, досадно! Ну ладно, не будем отвлекаться… Вот теперь вроде бы все.
Негодяи нашли в шкафу бутылку водки и рюмки и, не прерывая работы, потягивали из нее, угощаясь также и табачком из табакерки Шовеля, оставшейся на столе… Что поделаешь? Бандиты — они и есть бандиты! Такие, наверно, и орудовали у Шиндерганнеса, не зная ни веры, ни закона, без сердца и без чести.
Ушли они так же внезапно, как и появились, оставив меня в моем кресле. Было уже, наверно, около часу ночи. Я попытался встать, ноги у меня подкашивались, но я все же поднялся. Добравшись до дверей читальни, я увидел, что пол в лавке весь белый от снега: дверь-то на улицу так и не затворили. Тут я споткнулся обо что-то, — нагибаюсь, смотрю: Маргарита. Я решил, что она мертвая, силы сразу вернулись ко мне. Со стоном я поднял ее и отнес на нашу постель. Оказалось, что она услышала крик отца. Она часто говорила мне потом: «Я слышала, как он крикнул: «Прощайте!.. Прощайте, дети мои!» — а потом раздался грохот отъезжающей кареты. И я потеряла сознание».
Но рассказала она мне это много времени спустя, ибо жена моя долго была как помешанная, и никто не знал, будет ли она жить. Доктор, за которым я кинулся в ту ночь, придя к нам и увидев ее, покачал головой и сказал:
— Ах, какое несчастье, бедный мой Бастьен, какое несчастье! Вот ведь изверги!
А ведь он был мэром нашего города. Но тут совесть возобладала в нем! Да, это были настоящие изверги!
Вот и все, что я хотел вам рассказать. С тех пор я никогда больше не слышал о Шовеле. Это был конец.
Дети кричали и плакали всю ночь напролет. А наутро появились соседи и сердобольные женщины: они шли к нам, как идут в дом, где покойник, — чтобы утешить оставшихся в живых. Однако об участи Шовеля никто не спрашивал: все боялись. И не удивительно, ибо когда в бонапартовском Государственном совете заговорили о трибунале и правосудии, даже о создании особого трибунала для разбора дела о покушении, Бонапарт заявил:
— Трибунал будет слишком долго копаться, да и власть у него ограниченная, а за столь зверское преступление следует карать не мешкая. Расправа должна быть молниеносной и кровопролитной. За каждого пострадавшего — расстрел. Надо расстрелять человек пятнадцать или двадцать, человек двести выслать и, воспользовавшись этим случаем, очистить республику.
Этот взрыв — дело рук шайки негодяев-сентябристов, которые повинны во всех преступлениях революции. Когда сентябристы увидят, что штаб их разгромлен и счастье отвернулось от их вожаков, порядок мигом восстановится, труженики вернутся к своим делам, а десять тысяч французов, принадлежащих к этой партии, раскаются и выйдут из ее рядов. Я был бы недостоин великой задачи, которую я взял на себя, и не мог бы выполнить своей миссии, если бы не проявил твердости в таком деле. Франция и вся Европа подняли бы на смех правительство, которое позволило бы взорвать целый квартал Парижа и устроило бы над преступниками обычный суд. К этому делу надо подойти с государственной точки зрения, и я настолько убежден в необходимости преподать устрашающий урок, что готов сам заняться этими негодяями, допросить их, судить и подписать им приговор.
Итак, Бонапарт величал нас негодяями и бандитами, это нас-то, которые и понятия не имели об адской машине, и он это знал, ибо вскоре перед судом предстали подлинные виновники покушения — роялисты, подкупленные англичанами. Значит, Шовель был негодяем, а Бонапарт — честным человеком! Так же окрестил Бонапарт и Совет пятисот, и Директорию, и всех, от кого хотел избавиться: все это были негодяи, замышлявшие погибель республики. Один он хотел ее спасти. Такое же выдумал он позже про герцога Энгиенского: герцог-де в Германии хотел его убить!
Сто тридцать три патриота бесследно исчезли по решению Сената IX года, — первому за время существования консульства, — и пятеро были гильотинированы! Бонапарт говорил потом с усмешкой, что это решение сената спасло республику, ибо с той поры никто и шелохнуться не смел! Да, никто не шелохнулся, даже когда русские, немцы и англичане шли на Париж. Все, что превращает народ в нацию — любовь к родине, к свободе, к справедливости, — все умерло.
Но пора мне кончать мой долгий рассказ.
Я опускаю Амьенский мир[230], который, как и всякий мир, заключенный Бонапартом, был всего лишь временной передышкой, опускаю конкордат[231], в результате которого первый консул восстановил у нас власть епископов, монашеские ордена, налоги в пользу церкви — словом, все, что уничтожила революция. Зато он был коронован в Париже самим папой Пием VII. Тут уж он и впрямь вообразил себя Карлом Великим! Не стану я вам рассказывать ни про страшную борьбу, которую Франция вела против Англии, когда Бонапарт, желая изничтожить англичан, разорил вконец и нас, и наших союзников; ни про битвы, которые следовали друг за другом непрерывной чередой — из недели в неделю, из месяца в месяц; ни о «Te Deum»[232], которым славили его после битв при Аустерлице, Иене, Ваграме и Москве[233]. Наполеон Бонапарт был полновластным хозяином Франции. Каждый год он требовал у страны двести — триста тысяч человек. Он возродил старый обычай рекрутских наборов, восстановил подати, монополии, издавал манифесты — «К моим народам!». Он писал статьи в газеты, слал нам декреты из России о создании Французского театра, — словом, не переставал играть комедию, вечную комедию!..
230
Амьенский мир — мирный договор, заключенный между Англией и Францией в 1802 году. Он оказался очень непрочным: уже в 1803 году война между обеими странами, являвшимися в то время главными соперниками в борьбе за мировое господство, возобновилась.
231
Конкордат — соглашение, заключенное 15 июля 1801 года Наполеоном с Пием VII (вступило в силу в апреле 1802 года). Папа обязался признать законной распродажу церковных земель во Франции, Наполеон обязался выплачивать католическому духовенству жалованье и пенсии. Все духовные лица должны были молиться за республику.
233
Битва при Аустерлице — одна из самых блестящих побед Наполеона I, одержанная над союзными (русско-австрийскими) войсками (2 декабря 1805 г.). Следствием этой победы был выход Австрии из коалиции. Битва при Иене — разгром прусской армии войсками Наполеона I (14 октября 1806 г.). В тот же день другая прусская армия была наголову разбита маршалом Даву при Ауэрштадте. Следствием этих побед французских войск явилось занятие ими Берлина (27 октября). Битва при Ваграме — победа французских войск над австрийцами, одержанная Наполеоном I в 1809 году. Битва под Москвой — Бородинская битва (7 сентября 1812 г.), одно из самых кровопролитных сражений в Отечественной войне русского народа против наполеоновского вторжения. Обе стороны понесли крупные потери. Наполеону не удалось сломить стойкость русской армии. Но огромные потери русской армии вынудили ее главнокомандующего, фельдмаршала М. И. Кутузова, сдать Москву без боя.