Крайне острыми оставались и проблемы оплаты труда заключенных, а также контроля за оборотом денежной наличности в "зонах".
Дело в том, что при ежемесячном получении заключенными наличных денег (до 1960 года эта выплата называлась "премвознаграждением", а затем — зарплатой) до огромных сумм выросли нелегальные лагерные "кассы" — так называемый "воровской общак".
В 1958 году средний заработок заключенного (на один отработанный человеко-день) составил по Вятлагу 26 рублей 29 копеек (при плане 25 рублей 71 копейка). Но это — показатель "номинального" заработка, из которого производилось бесчисленное множество официальных вычетов. В результате в начале 1950-х годов, например, заключенные нередко получали "на руки" лишь по 30 рублей в месяц. В 1958 году начальником Управления поставлена задача "довести среднемесячный заработок заключенного не менее чем до 100 рублей"…
Но даже четверть этой мизерной реальной зарплаты всех "сидельцев" Вятлага, шедшая "блатному миру" (а иногда обязательная "дань" в "общак" поднималась и выше), — достигала (в сумме) миллионов "старых" (до 1961 года) рублей.
Отнюдь не лишены достоверности воспоминания очевидца о том, как при нем из Вятлага в другие места России потаенно отправляли почтовые посылки, набитые сторублевками…
Чтобы перекрыть основные каналы пополнения "общака", искоренить практику "взимания" уголовной верхушкой "дани" с рядовых "исполнителей программы", с 1 мая 1957 года все подразделения Вятлага были переведены на систему безналичного расчета с заключенными. Отныне последним выдаются не "живые" деньги, а их "заменители" — "боны", реализовать которые можно только в местном лагерном ларьке…
Хотели-то, вроде бы, "как лучше", а получилось (опять-таки) "как всегда": в проигрыше вновь оказались бесправные лагерники-"мужики", чей реальный заработок стал еще меньше.
"Блатные" же вскоре нашли выход из положения: они обналичивали "боны", скупая в ларьках дорогие товары (в основном — наручные часы), а затем вновь сдавая их в магазин, но уже за "живые бабки" — рубли…
Не преминули извлечь свой (и немалый) барыш из всех этих "финансовых затей" и изрядно нагрели на них руки вятлаговские "коробейники".
В 1958 году на одном из собраний партийного актива ИТЛ упоминалось, что торговая служба просто "безобразничает": завезли в лагерь 14.500 флаконов одеколона (это при провозглашении "сухого закона") и 3.500 наручных часов (что буквально "разлагает режим").
Начальник Управления подытожил: "…Деньги из обращения у заключенных изъяты, но количество пьянок не уменьшилось…"
Один из очевидцев так воспроизводит нехитрую "технологию" этих торговых "бизнес-операций":
"…В ларек "зоны" приходили "бонщицы", которые тут же выписывали "боны"-квитанции. На них ларечница сразу же и выдает товар, разрешенный к продаже… Пока не было ограничений по сумме выписки "бонов", "воры" брали в "общак" этими "бонами", а на них получали товар. Этим товаром могла быть любая ценность, имевшаяся в магазине за "зоной", филиалом которого был ларек. А поскольку "бонов" в "общаке" набиралось много, то на эти большие суммы требовалось и соответствующее количество товара. Самым удобным "эквивалентом" явились часы. Ларечница (не без выгоды для себя) завозила в "зону" 200–300 штук часов, за которые "ворье" отдавало определенную сумму "бонов". Часы ларечница опять "забирала" в магазин, в вновь привозила деньги… На следующий месяц — опять собираются "боны", привозятся часы, которые затем возвращаются в магазин, а в "зону" доставляются деньги и так далее… Все довольны, все "имеют свое": "воры" — "наличку", торговля — дополнительную выручку, ларечница — "жирный навар"…
Но случались и "проколы". Поскольку часы были упакованы в коробочки, а коробочки — в пачки, то их (часы) практически никто не проверял, а только пересчитывали "штуками"… И вот как-то продавщица одного из лагпунктовских магазинов "невзначай" продала пару часов какой-то посторонней (приехавшей на свидание) гражданке, а они (часы) оказались пустыми (без механизмов): кто-то из "воров" вынул изо всех часов их "начинку" (так что "купля-продажа" в этом случае шла по варианту "пусто на пусто"). Женщина с этими "пустыми" часами — в вятлаговскую прокуратуру, но… "ворон ворону глаз не выклюнет"… А "воров"-"потрошителей" часов зарезали где-то на "севере": считалось и считается страшным грехом посягательство на "общак"…"
***
Возвращаясь к обозрению хозяйственных дел лагеря, необходимо отметить, что период до массовой амнистии политзаключенным (1956–1959 годы) — это время стабильного выполнения Вятлагом производственных планов и заданий. Так, за 10 месяцев 1958 года "программа основного производства" освоена на 103 процента, в том числе по вывозке деловой древесины — на 107, по лесопилению — на 112, по шпалопилению — на 104 процента. Даже вывод заключенных на оплачиваемые работы (показатель, который хронически недотягивал до норматива) в указанный период 1958 года составил 73,8 процента (вместо 71,4 процента по плану).
В конце 1950-х годов внедрена так называемая отрядная система: вместо бригад в "зонах" созданы 126 отрядов.
Примерно к 1955 году почти прекратилась ручная валка леса — появились электро- и бензопилы. Повсеместно стала внедряться механизированная трелевка хлыстов. Увеличивалось количество техники в лагере: если в 1950 году в лесу работали 66 автомашин и 27 трелевочных тракторов, то в 1955 году — уже соответственно 125 автомобилей и 167 тракторов, техническая вооруженность (в расчете на 1.000 кубометров заготовленной древесины) возросла в 1950–1954 годах на 70 процентов.
Впрочем, ручного труда было еще очень много: например, на погрузке вагонов всю "механизацию" по-прежнему составляли багры, веревки да руки лагерников. Даже в 1958 году вручную грузили до 85 процентов леса. Сплошь вручную производились и все вспомогательные работы (а они составляли в лагере 60–70 процентов общих трудозатрат)…
Как результат — производительность труда практически не повышалась: за тот же период (с 1950-го по 1954 год) ее рост составил лишь 6,4 процента, а по сравнению с 1940 годом — всего 1,7 процента (иными словами — в послевоенное время эффективность работы "исполнителей программы" была даже ниже, чем накануне войны).
Не принесла ожидаемого и попытка перевода ИТЛ на режим работы без государственных дотаций. Себестоимость кубометра добываемой в Вятлаге древесины оставалась очень высокой (по плановому нормативу 1958 года — 53 рубля 29 копеек). Впрочем, в иррациональной, противоестественной, казуистической системе советской экономики формально прибыльными считались даже фактически убыточные лесные лагеря…
Тем не менее планируемые для Вятского ИТЛ объемы производства возрастали с каждым годом: задание по лесозаготовкам на 1960 год достигло 1.500.000 кубометров деловой древесины. На семилетку (1959–1965 годы) общий объем валовой продукции предусмотрен в сумме 1.838.000.000 рублей. Но гигантизм этих планов оказался лагерю явно не по силам…
***
Между тем, гулаговская система по-прежнему воспроизводила самое себя: если в 1957 году неоднократно судимых (рецидивистов) в Вятлаге насчитывалось 53 процента от общего числа заключенных, то в 1959 году (после амнистии "политическим") — уже 61,4 процента.
Лагерные нравы и обычаи заключенные переносили в "вольную" или "полувольную" жизнь. Немало лагерников освобождалось с ограничением выезда за пределы региона "отбывания наказания", оседало в близлежащих населенных пунктах. Это нередко приводило к самым печальным, а порой и трагическим последствиям.
Об одном из множества таких событий рассказывает в своих воспоминаниях бывший следователь И.Д.Чупрынов.
Осенью 1957 года в далеком лесном поселке Камский Кайского (ныне Верхнекамского) района, на спецпоселении, где абсолютное большинство обитателей составляли освободившиеся вятлаговские заключенные (в основном — "власовцы"), произошли массовые беспорядки, сопровождавшиеся погромами и убийствами.
Трупы нескольких убитых жителей (с привязанными камнями) сбросили на дно реки Камы. Спустя несколько недель, один из этих трупов "выловили" у соседнего поселка, где находился собственный милицейский участок, и только тогда возбудили уголовное дело.