Определенное представление о Вятском ИТЛ, переживавшем самое тяжелое свое время, дает "Акт передачи Вятлага НКВД СССР от капитана госбезопасности Левинсона Н.С. полковнику Кухтикову А.Д." (4 января 1944 года). Данные этого документа вполне сопоставляются с аналогичным актом 1941 года.
Итак, к началу 1944 года Вятлаг состоит из семи ОЛП (отдельных лагпунктов) и одного лесозаготовительного отделения (ЛЗО), объединяющих 22 подразделения и расположенных на ветке Гайно-Кайской железной дороги. Внутри этих подразделений имеются два "совхоза", десять лагпунктов и столько же подкомандировок. Зуевский совхоз с 1-го декабря 1943 года передан в ведение Кировского областного управления НКВД.
Из 15-ти подразделений с самостоятельным балансом находятся на внешнем хозрасчете по-прежнему 3, на внутреннем хозрасчете — 12. Лагнаселение существенно сократилось: приток "свежей крови" сведен к минимуму — люди нужны везде (на фронте и в тылу) и государство временно ограничило масштабы пополнения "истребительных лагерей" (чаще со скамьи подсудимых отправляют на "позиции" — "искупать вину кровью"). На 1-е января 1944 года в Вятлаге содержатся 11.979 заключенных, из них женщин — 3.076, а также около четырех тысяч (точнее — 3.891 человек) "трудмобилизованных" немцев (в том числе 947 женщин). Общий списочный состав "контингента" — 15.870 человек. Отметим, что положение немцев-трудармейцев в лагере даже несколько хуже, чем у "просто заключенных", значительно выше среди так называемых "нацменов" и смертность, но по формальным параметрам (как и еще одна категория — "следственные" из числа интернированных прибалтов и луганских /ворошиловградских/ немцев) они проходят по лагерным учетам отдельной строкой, поскольку юридически не являются осужденными. Отсюда и некоторые "экзотические" нюансы их лагерного бытия: скажем, этническим немцам высочайше позволено сохранять в своих рядах партийную и комсомольскую организации, которые, кстати, в "свободное время" (это при минимально 12-часовом рабочем дне!) обязаны были проводить всю диктуемую политотделом "идеологическую работу" (и проводили — да еще как! — чисто по-немецки, организованно, пунктуально и, разумеется,"на высоком идейном-политическом уровне").
Очередные этапы с "контингентом" прибывали в ИТЛ и отправлялись из него строго по нарядам ГУЛАГа, "маневрирование" рабочей силой осуществлялось под бдительным контролем НКВД. За 1941–1943 годы в Вятлаг доставлено свыше 40.000 заключенных и более 8.000 "мобилизованных" немцев. Часть из них позднее "переправили" в другие ИТЛ или в штрафные батальоны (так, крупнейший этап, насчитывавший около 1.500 человек, в июле 1942 года "ушел" на Урал, в Усольлаг, а затем — в августе-сентябре — еще 500 заключенных передали по мобилизации в ряды РККА). Основная же масса лагерников осталась в кайских болотах и многие (очень многие!) нашли последний приют на здешних убогих околозоновских погостах… Но об этом — речь впереди. А сейчас обратимся вновь к сухим статистическим выкладкам.
Плановые производственные показатели Вятлага 1943-го и 1944-го годов вполне сопоставимы: заготовка древесины (соответственно) 630.000 и 620.000 кубометров; вывозка — 660.000 и 650.000 кубометров (в связи с безнадежным провалом плана 1943 года задания на следующий год лагерю — правда, чисто символически — уменьшили, хотя, надо сказать, примерно с такими же объемами 1942 года и теми же ресурсами Вятлаг справился успешно). Помимо привычного сортимента (круглого леса, пиломатериалов и дров) лагерю в военную пору доводятся задания по выпуску оборонной продукции — спецтары, авиабруска, авиапланки, ружболванок и др. В духе истинно советских традиций искусственно поддерживается и нагнетается атмосфера трудового соперничества ("социалистического соревнования") между лесными ИТЛ, причем каждый лагерь, наряду с участием, так сказать, в "общекомандном" состязании, имеет еще и конкретного напарника, с которым "соревнуется" напрямую: таковым партнером-соперником для Вятского ИТЛ в годы войны был Унжлаг. И в этом "единоборстве" Вятлаг на этапе 1943 года занимал отнюдь не лидирующие позиции.
Группа "В" (то есть численность неработающего "контингента") составляла в Вятском лагере на 1 января 1944 года 2.385 человек (24,4 процента списочного состав) и увеличилась по сравнению с 1941-м годом более чем в 3 раза. Инвалидов, годных только к легкому физическому труду, — 3.489 человек, или 29,3 процента. Умерли за вторую половину 1943 года в целом по лагерю 1.524 человека — каждый десятый из содержащегося списочного "контингента". Каждый пятый лагерник — 2.435 человек, состоящих на учете САНО, — поражен дистрофией. Кстати, среди немцев-"трудармейцев" группа "В" еще значительнее — 1.385 человек, или 34,4 процента (так что "идеологическая работа" в этом плане помогает слабо).
Жизнь лагерного населения в годы войны ухудшилась по всем параметрам — и весьма существенно. Администрацией, с подачи из центра, предпринимается комплекс хаотических, мало продуманных и не связанных друг с другом мер, направленных на ужесточение режима: повышается уровень изоляции заключенных, усиливается охрана, изымаются репродукторы, запрещаются получение газет, свидания и переписка с родственниками, отменяется освобождение лиц, отбывших лагерный срок, еще более удлиняется рабочий день и соответственно увеличиваются нормы выработки для обессилевших, голодных и полураздетых людей. Административный беспредел затрагивает не только заключенных: с 10 ноября 1941 года приказом начальника Управления рабочий день для сотрудников аппарата увеличен на 3 часа: все обязаны, помимо основного рабочего времени, "приходить на службу с 9 до 12 часов вечера". Впрочем, становится все более очевидным, что такие драконовские методы себя исчерпали и сама жизнь выдвигает на первый план как альтернативу чекистам-изуверам новый тип руководителей — умелых хозяйственников, понимающих, что путь к обеспечению производственных успехов лежит через определенное изменение отношения к "рабсиле" в сторону (хотя бы относительной) гуманизации. Не случайно, надо полагать, назначение на "первый пост" в Вятском ИТЛ полковника А.Д.Кухтикова, ранее возглавлявшего Политотдел лагеря. И это — отнюдь не редкий для ГУЛАГа военных лет случай превращения бывшего политотдельца в рачительного и деловитого хозяйственника.
Но все это — впереди, а пока Вятлаг изнемогает от чекистско-бюрократического головотяпства. Начальник Управления Н.С.Левинсон, выступая на собрании партактива в феврале 1943 года (на исходе самой трудной для лагеря военной зимы), назвал самые острые, с его точки зрения, проблемы Вятлага. Бытовые условия многих заключенных, — констатирует Н.С.Левинсон, — очень плохи: нет света, тепла, сушилок, бань, матрасов на нарах. "Использование рабочей силы на большинстве лагерных пунктов, — клеймит он своих подчиненных, — просто варварское". Людей заставляют работать до 16-ти часов в сутки, при том, что организуется все лагерное производство по-прежнему на основе примитивного физического труда — вручную, без соблюдения элементарных санитарных норм и правил техники безопасности. Продукты разворовываются прямо со складов и кухонь, так что и без того урезанный государством паек рядовые лагерники получают еще более "похудевшим". Из-за "разутости и раздетости" чуть ли не повседневными являются случаи массового "обморожения" заключенных на производстве. Начальники лагпунктов не задумываясь водворяют в ШИЗО (штрафные изоляторы) целые бригады, не оформляя при этом никакой документации. Повсеместны факты избиений заключенных представителями лагадминистрации. "Прокуратура лагеря как блюстительница революционной законности бездействует", — патетически возглашает Н.С.Левинсон. И прокуратура действительно существовала в Вятлаге лишь номинально, хотя иначе и быть не могло — ведь она (так же как и "собственный" лагерный суд) являлась чисто декоративным, "карманным" органом, повязанным лагерной администрацией и штампующим любые, даже откровенно противозаконные ее решения.