– Да и ласка моя вам ни к чему, поскольку прекрасно могу наводить чары, дарующие мужскую немощь. Показать? – Татина шагнула к оторопевшим стражникам.
– Нет, – севшим голосом пискнул старший надзиратель, потом откашлялся и уже обычным голосом добавил. – Не нужно, красавица, мы и так верим. Сейчас мы посовещаемся и решим, что с вами делать.
Он повернулся к остальным, сидевшим на скамье, и у них шепотом разгорелась дискуссия. Мы так и остались стоять около подъемника. Пленники у стены также заинтересованно осматривали нас. Один даже ободряюще улыбнулся, показав редкие желтые зубы. Сквозь спутанные лохмы волос живо блестели карие глаза, хотя левый немного подергивался, как бы подмигивая нам. На щеке алел свежий шрам, идущий от уха до рта.
– Молодец, девочка, теперь уже недолго осталось, – прошептал Кан.
– Чего недолго? – не поняла Татина. – До того как нас закуют в железные браслеты?
– Не переговариваться, – бросил один из надзирателей и зевнул.
Его примеру в зевании последовали остальные. Понемногу их движения становились вялыми, моргание давалось с трудом, то есть веки закрывались с охотой, а вот открываться явно не спешили. Вот голова одного ударилась о столешницу и замерла рядом с котелком, звучный храп огласил балкон. Другой хотел его толкнуть, но рука безжизненно упала на середине пути, следуя за ней, под стол сполз и хозяин. Через секунду он уже вторил ранее павшему товарищу.
Старший сообразил, что творится что-то неладное и толкнул третьего. От толчка тот навернулся со скамьи, сверкнули в воздухе каблуки и, сделав в воздухе сальто-мортале, надзиратель шлепнулся на пол. Удар подействовал ненадолго, у него хватило сил поднять голову и подложить под нее руку, затем он тоже блаженно заурчал. Я так урчал в редкие минуты заботы о животине, которую накормили и приласкали.
Самый старший надзиратель, оказавшийся и самым крепким, схватился за кнут и взмахнул им в нашем направлении. Кнут предательски вырвался из его руки, и, немного не долетев до нас, уютно свернулся на полу. Его судьбу повторил и старший надсмотрщик. Уже с закрытыми глазами он попытался что-то сказать, но не смог и громоподобно захрапел, разом заглушив потуги подчиненных.
– Умница, девочка! Да только ведь они проснутся и отыграются на нас за ваши шалости. Вас они вряд ли посмеют тронуть, – сказал человек со шрамом.
Татина только растерянно сморгнула. Неужели и в самом деле так хорошо подействовал набор непонятных слов?
– Ну, во-первых, это сделала не девочка, во-вторых, когда они завтра проснутся, мы будем очень далеко, а в третьих нам нужен Кристан, за ним-то мы и пришли! – ответил Кан.
– Нет уже Кристана, он не вынес побоев и умер. Скоро и нас эта участь постигнет, когда прибудут стражники с нашими помоями на ужин, – пробурчал говоривший. – Даже освободившись от оков, мы никуда не сможем уйти. Ну и пусть, зато умрем свободными, а не в кандалах! Вы со мною, братья? – он прокричал, срываясь на хрип, остальные поддержали его нестройными выкриками. Пятеро уже не толкали рычаги, а просто шли за ними, повинуясь тянущим цепям.
– Но как же так? – растерянно произнес Павел, – Нам же Железер сказал… А как мы домой? А мама с папой?
Казалось, что еще немного и он расплачется, возможно, лишь присутствие Татины удерживало его от этого. Я не выдержал и подошел к нему, без слов заглянул в глаза, и мы поняли друг друга. Павел стер навернувшуюся слезу, погладил меня по голове. Затем взял себя в руки и поднялся со злым блеском в глазах, даже улыбнулся. Окажись сейчас поблизости Гарион, ему бы точно не сдобровать. Кан тем временем расковывал пленников, сшибал им заклепки на кандалах. Молоток с зубилом нашлись неподалеку, но дело продвигалось очень и очень медленно.
– Ничего, Павел, что-нибудь придумаем, попозже. А сейчас надо освободить всех и я буду лишь рад, если ты поможешь в этом нелегком деле. Ай! – Кан сунул ушибленный палец в рот.
Павел повернул лучи на амулете и принял свой обычный облик, но с огненным мечом в руках. Тот полыхал ярче лампочки и сыпал искрами. Пленники шарахнулись от него на всю длину цепей, однако Кан успокаивающе поднял руки, мол, не пугайтесь – свои, и те несколько недоверчиво начали подставлять руки.
– А вы и в самом деле непростые ребята – колдунья, знахарь и маг. Вряд ли Колун знал, какую пакость в свою обитель запускает! – улыбнулся беззубым ртом страшно худой осужденный.
– Это всего лишь стечение обстоятельств. Никакой я не маг, да и Татина не колдунья, лишь понтуется на песке. Вот насчет Кана вы и впрямь угадали, не бойтесь – я аккуратно! – Павел ловким ударом меча перерубил дужки кандалов у запястий худого. Железные браслеты со звоном упали на пол.
– Из этих цепей только мертвых освобождали, – хмыкнул человек со шрамом. – А теперь нам выпала честь уйти отсюда живыми. Жаль не успею внукам об этом рассказать – вряд ли прорвемся сквозь все этажи. До ужина надзиратели очухаются и зададут нам по первое число.
– Ну что за настрой такой? Не будет ужина, все надзиратели, евшие из этого котла, будут видеть красочные сны до завтрашнего вечера. Не даром же я столько лет посвятил изучению трав, – пробурчал Кан, перерубая очередную заклепку.
– Так это ты им подбросил травку? Ну и ловок же ты, старый Кан, тебе бы цены не было, если бы вздумал по чужим карманам шарить, – улыбнулась Татина.
– Спасибо, отец, за такие слова. Уж не надеялся когда-нибудь солнце увидеть, знать вас боги послали нам в награду за мучения, – потирая руки, проговорил очередной пленник. Кан лишь отмахнулся.
Татина в это время срезала мешочки у спящих стражников. Один из них причмокнул губами во сне, и она, сначала испугавшись, что он проснется, отпрянула в сторону, но затем вернулась и отвесила испугавшему ее хороший щелбан. Тот повернулся во сне и мило улыбнулся. Даже стало немного жаль его, не знает, что ждет при пробуждении.
– А пусть они на своей шкуре испытают, каково это – находиться в непонятном состоянии, – сказала Татина в ответ на вопросительный взгляд Кана. – Проснутся и ничем не будут отличаться от остальных пустоголовых.
Глава 10
Кан и Павел освободили людей, и пленники большой гурьбой столпились около подъемника. Один из мужчин дергал за веревочку и снизу доносился скрип и шум поднимающегося ветерана грузоперевозок. Пока ждали его, успели разломать стол и скамью, вооружившись ножками.
Избитые, изломанные, страшно худые пленники горели жаждой свободы. На храпящих стражников никто не обращал внимания. Павел взглянул на меня: «Ну что, Кешка, если сами не можем вернуться, так хоть этих бедолаг вызволим». Я согласно подмигнул моему другу, хороший он парень, хотя и выводит иногда из себя.
Подъемник остановился перед нами, явно удивленный своим скорым возвращением и раздосадованный количеством собравшегося народа. Посовещавшись, мы решили не травмировать ветерана излишними перегрузками, а отправиться группами. На случай засады вперед выдвинулись самые крепкие и здоровые. С ними отправился самый красивый, то есть я. Мои спутники и еще трое шагнули в освобождающий механизм и величаво поплыли вниз. На этот раз подъемник насвистывал какой-то бравурный марш, вроде «Прощания славянки».
Мы спускались и на каждом этаже видели одну и ту же картину – надзиратели спали, пленники крутили. Каждый надзиратель лежал по-своему, с выдумкой, то руку на пленников у стены закинут, то ногу, а те не шевелятся – терпят наверно. Один улегся на троих, как на кровать, и дает храпака, другой наоборот – положил, как одеяло, на себя четверых пленников, видимо он любит тепло и уют.
У каждого надзирателя Татина срезала мешочки, мотивы её действий ясны, поэтому никто ни о чем не спрашивал. Напряженно ожидали полного спуска. А внизу раздавались приглушенные крики…
Пока Татина срезала мешочки, другие люди останавливали пленников. Те покорно отпускали рычаги и садились на пол. Адская машина останавливалась. Остановились и люди, все также пялились бессмысленными глазами перед собой. Они не понимали, почему встали, но, похоже, им было все равно. Их освобождением от цепей решили заняться позднее.