– Значит, Женечка, – улыбнулся дед.
Они танцевали весь вечер. Залюбовались друг другом так, что и не запомнили, какая музыка играла. А потом пошло-поехало, одно за другим. Потанцевали в клубе, погуляли по городу, сходили в гости. Тогда все семьи жили примерно одинаково. Трудились, как пчёлы, выискивали вкусненькое и берегли всё для младших. Жили все тесно, и когда дед привёл бабушку к себе, она увидела маленькую квартирку, в которой они жили тогда с моей будущей прабабушкой Бабой-Настей.
– Ты что же, рисуешь? – спросила бабушка, разглядывая лежащий на столе деревянный этюдник с дорогими масляными красками.
– А то, – усмехнулся дед, показывая ей свои наброски. – Вот обожди, пойду на фабрику художником. Платки буду рисовать. Весь город и вся страна ходить будет в моих платках!
Баба-Настя, мать моего деда, натерпелась от своего мужа, который пил, бранил и колотил, зато была очень счастлива, когда мимо шёл отряд солдат на войну, куда она его вовремя загнала. Дед тогда был ещё совсем маленький, отца и не запомнил, но зато зажили они потом хорошо. Баба-Настя приложила все силы, чтобы у деда было всё, что он захочет. Одеться модно – запросто. Фотоаппарат дорогой – найдём, сэкономим. Краски нужны – не вопрос. Жили скромно и тесно, как и все. Зато Толя выучиться рисовать и художником станет. Прославится. А её задача – помогать ему.
Я не удивлена, что бабушка была очарована дедом. Если в ней бил ключ жизни, то сердце деда было наполнено тягой к прекрасному. Он на тот момент не видел оригинальных полотен Рембрандта и Боттичелли, лишь репродукции в советской типографии с её бедными красками и скудным качеством, но он знал, что эти картины и есть воплощение красоты и хотел хоть отдалённо приблизиться к их гению. Увы, стране тогда нужны были не полотна, а платки. Не Леонардо да Винчи со своим золотым сечением, но пышные цветы, симметрично размещённые по квадратному полотну.
– А хочешь, Женечка, я твой портрет нарисую? – спросил дед, влюблённо разглядывая губы и глаза.
– Да куда там, – отмахнулась моя молодая бабушка. – А вдруг, мне не понравится? Нарисуешь меня страшной!
– Ну ты что, – засмеялся дед. – Это же невозможно!
***
Не так-то много времени прошло с момента их встречи, может, всего пара месяцев. Отчего же у моей бабушки глаза такие влажные, почему в них затаились страх и сомнения? Почему сейчас её ключ жизни бьёт так резко, так надрывно? Она стоит во дворе возле дома деда, ждёт, когда тот выйдет, чтобы поговорить. От этого разговора у неё холодеет в груди, зато в животе разливается уютное тепло.
Дед кивнул ей, не стал ничего говорить. Волнение передалось и ему. Он ведь видел по красным глазам и дрожащим губам, что дело серьезное.
– Случилось-то что? – в конце концов спросил дед, но умом уже начал догадываться.
– Да что случилось, Толь. Ты человек порядочный? – Спросила бабушка, стыдливо пряча глаза.
– Ну, допустим, – рассудил дед.
– У нас будет ребёнок, – выстрелили в деда бабушкины серые глаза.
– Ребенок? – оторопело спросил дед.
Потянулась пауза. Бабушка ждала поддержки, защиты. Ждала и ждала ответа. Размышляла. Сомнения терзали её, как и страх.
– Как ребёнок? – переспросил дед.
– Ну вот так. – Тень сомнения заметалась в сердце, как пойманная птица. Бабушка услышала, как тихо-тихо загудела натянутая между ними нить. – Вот и думай теперь, как ты поступишь, раз такой порядочный.
Не проронив ни слезы, бабушка вернулась на Париж, полновесно ощущая свою внутреннюю женскую силу. Ощущая так остро жизнь внутри себя. Не будет рядом мужа, ну что ж. Женщины в нашем роду всегда были исключительно сильные. Она знала, что её мать, моя прабабушка, Баба-Ира, разошлась с её отцом-латышом и смогла найти нового мужа. Бабушка была старшей в семье. Помогала воспитывать сестру и брата. Её глаза горели уверенностью. Она сильная и она справится в любом случае. Потому что ключ жизни, а теперь ещё и двойной, бил внутри неё всегда.
***
Дед пришёл спустя несколько дней к калитке дома Бабы-Иры. В руках у него был большущий букет сирени.
– Чего тебе, Толь? – спросила моя Баба-Ира, глава нашей семьи, сколько я её помню. Изящная, с мягкими и добрыми чертами лица, поэтому я не удивлена, что она тогда сумела наладить свою жизнь и найти второго мужа.
– Тёть-Ир, ну я свататься пришёл.
Лицо Бабы-Иры сразу смягчилось. С годами на нём появится столько морщин, но тогда оно было совсем гладким и нежным, только в лёгких пигментных пятнах от постоянной работы на солнце.
– На Жене, что ли?
– На Женечке, – промямлил дед.
– Это дело хорошее, – улыбнулась Баба-Ира. – Только вот…