И Космас решил не копать глубже.
— Семья ставит два условия, — добавил доктор. — Гарантия греческого происхождения ребенка и отсутствие в его роду склонности к насилию.
Михалис тоже лукавил: усыновить ребенка хотели иностранцы, но закон не позволил бы им покинуть Грецию с младенцем. Им нужны были сообщники, вернее, клиника и гинеколог, который мог бы подтвердить документально факт рождения ребенка его приемной матерью.
Итак, каждый лукавил по-своему: Михалис — во благо родителей, а Космас — во благо ребенка.
— Люди хорошие, говоришь? Ты ручаешься?
— Великолепная христианская семья, вот что получит ребенок в качестве подарка ко дню рождения, — с уверенным видом заявил доктор.
— Храни тебя Господь, — сказал Космас на прощание.
После ухода священника врач позвонил на телефонную станцию и попросил соединить его с кабинетом доктора Маноса в Афинах. Звонок раздался только через два часа. Его собрат по профессии уверял, что готов в кратчайшие сроки организовать размещение в семье и тщательный уход за беременной Павлиной, а затем устроить все так, чтобы рождение ребенка произошло в частной клинике под чужим именем.
— Эти иностранцы люди состоятельные? — счел необходимым уточнить Михалис.
— Не волнуйся, тебе кое-что перепадет.
— Я не за этим к тебе обращаюсь, — обиделся доктор.
— Я знаю, будь спокоен. Как только найду семью, которая приютит младенца, я тебе позвоню.
По своему обыкновению, доктор Манос повесил трубку, не прощаясь. Пребывая в постоянном восхищении своими способностями инфернального интригана, однажды он решил, что эта репутация освобождает его от уз приличий и хорошего воспитания.
После восьми вечера Михалис получил от коллеги ожидаемое подтверждение. Он немедленно отправился к священнику.
— Я же говорил, что все образуется, — сказал доктор отцу Космасу. — Павлина будет жить у сестер Папазоглу, это две старые девы, с которыми мой коллега уже имел дело. Они обе портнихи, живут во Вьё-Фалере. Павлина должна отплыть на рейсовом катере «Нераида» послезавтра. Ну все, до свидания.
— Да пребудет с тобой Господь, — сказал Космас.
Погруженная во тьму Даппия казалась вымершей. Кошки попрятались, а собаки, бродившие вокруг кафе Стамбулидиса, вели себя непривычно тихо. Дождь лил так, словно разверзлись хляби небесные. Бурные потоки воды мчались по крутым улочкам, не успевая впитываться в глинистую почву. Едва проложив себе русло, они быстро меняли его, тут же создавая второе, потом третье. В итоге немощеная улица селения, по которой шел отец Космас, сверху донизу была испещрена похожими на изображения молний следами ручейков.
Хотя священник вымок с головы до ног, он пребывал в радостном и приподнятом настроении: его переполняло чувство благодарности. У Космаса возникло ощущение, что густая тьма, павшая на опустелую Даппию, есть не что иное, как проявление Божьего промысла, и что он, бедный, малограмотный священник, бросивший школу в двенадцать лет, оказался в самой сердцевине некой неисповедимой, высокой тайны. Его жизнь, до сего времени сводившаяся к отпущению мелких грехов повседневности, становилась отныне чем-то похожим на жития святых.
Драма, разрешение которой тяжким бременем легло на его плечи, стала для него нежданным воздаянием за беззаветное служение Богу. Милостию Господа на него возложена священная миссия! Ему суждено обеспечить рождение и жизнь ребенка, зачатого в великой любви, любви сестры и брата. Отец Космас чувствовал себя так, будто принимает участие в Сотворении мира. Он был необычайно горд тем, что именно ему была поставлена столь важная, ответственная задача. И эта гордость, в свою очередь, придавала ему спокойствие и уверенность в том, что он не ошибся в выборе жизненного пути.
Как же часто случалось ему впадать в сомнение, сталкиваясь с человеческим горем и болью, утишать которые ему приходилось именем Господа. Он всегда уговаривал себя, что сомнения эти естественны, может быть, даже необходимы. «Нелегко то, что Ты требуешь от меня, Господи», — повторял он почти каждый день то в одной, то в другой своей молитве.
Ныне же вещи явились Космасу совсем в другом свете, и его вдруг охватило чувство безграничной вины за свое малодушие. Священник поклялся ежедневно благодарить Господа за печали, которыми Тот устилает его путь и которые Космас обязан смиренно принимать как должное.
— Ибо как иначе приблизиться к Тебе, Сыне Божий, как не избрав дорогу крутую и тернистую, тропинку, где земля осыпается под ногами, где каждый шаг связан с риском оступиться, соскользнуть в пропасть без малейшей надежды предотвратить падение? — шептал в блаженном просветлении отец Космос. — Какие еще силы подтолкнут меня к Тебе, Господи, как не силы отчаяния?