Азеф лично перезнакомился со всеми членами отряда, всех их подверг обстоятельным допросам-испытаниям и затем послал на места, где они должны были вести свою долю подготовительной работы. Точно и деловито разъясняя уезжавшим детали плана и их специальные задачи в общей работе, Азеф неизменно с убеждением прибавлял:
"Если не будет провокации, Плеве будет убит!"
Эта его спокойная уверенность передавалась всем участникам организации. С нею двинулись они в путь поздней осенью 1903 г.
Поход против Плеве был открыт . . .
В начале не все шло гладко. Особенно нервничал Савинков, который руководил работой группы наблюдателей в Петербурге. Работа эта началась успешно. Скоро удалось увидеть карету Плеве, они уже знали начальные этапы его поездок. Но Азеф, который обещал к декабрю быть в Петербурге, не подавал признаков жизни: и сам не приезжал, и никаких известий не присылал, даже не отвечал на запросы. Савинков терялся и не знал, чем объяснить это поведение руководителя организации. В добавление появились признаки полицейской слежки, которая, судя по всему, носила случайный характер, - если только весь рассказ о ней Савинкова (этот рассказ вообще единственное о ней свидетельство) не является отражением его тогдашнего нервного состояния. Во всяком случае, она явилась каплей, переполнившей чашу терпения Савинкова: он прекратил наблюдение, распустил свою группу и в спешном порядке покинул Петербург.
Смущенный и растерянный, сознающий, что он в известных пределах нарушил боевую дисциплину, и в тоже время не знающий, как мог он поступить иначе, Савинков заявился сначала к Чернову, затем к Гоцу. Они приняли его почти как дезертира с поля битвы: Азеф не приехал, ибо был занят важными партийными делами; письма его не дошли по вине самого Савинкова, который дал неверный адрес. Необходимо немедленно вернуться в Россию, где в ближайшем будущем предстоит переход к решительным действиям. Эти беседы ободрили Савинкова, который уже сомневался в своих силах и просил перевести его на какое-либо менее сложное боевое дело, и когда от Азефа прибыло указание о приезде в Москву для переговоров о дальнейшей работе, Савинков выехал туда, прихватив с согласия Гоца для работы в Боевой Организации своего старого друга, И. П. Каляева: вдвоем он не так чувствовал одиночество, не так терялся в новой обстановке.
Запоздание с приездом Азефа в Петербург объяснялось, конечно, не так просто, как это выходило из рассказов Чернова и Гоца. Эти месяцы у Азефа ушли на выяснение обстановки, которая складывалась в охранном мире. Убить Плеве он хотел, но рисковать при этом он не собирался, - не только своей жизнью, но и своим жалованьем.
Переехав летом 1903 г. заграницу, Азеф перешел под руководство Л. А. Ратаева, незадолго перед тем назначенного руководителем русской политической полиции заграницей. Человек далеко не глупый, Ратаев совсем не был пригоден для этого ответственного поста. Светский человек, Дон-Жуан и записной театрал, - к своей полицейской работе он относился, как чиновник. Больше двух десятилетий службы в Департаменте на ответственных постах дали ему знание техники полицейского дела. Когда он хотел, он совсем не плохо разбирался в весьма запутанной обстановке. Но хотел этого он редко. Сыском интересовался он только по обязанности, он его не захватывал, свою душу ему он не отдавал. Это прекрасно видели те, кто в то время стоял во главе Департамента Полиции. Плеве открыто говорил, что Ратаев, занимающий ответственный пост по Департаменту, это - "пятно" для последнего. Зубатов не называл Ратаева иначе, как "корнет Отлетаев". Назначение его заграницу было ничем иным, как почетной ссылкой его из Департамента, где он перед тем заведывал Особым Отделом, т. е. руководил всем делом политического сыска в Империи вообще. Ратаев понимал это значение своего назначения заграницу и чувствовал себя обиженным.
Подобный человек, естественно, менее всего мог импонировать Азефу необходимость чего особенно остро ощущалась именно в тот критический момент полицейской карьеры последнего. Можно смело сказать, что в течение всего периода работы Азефа под начальством Ратаева (этот период продолжался до выхода Ратаева летом 1905 г. в отставку) не Ратаев руководил Азефом, а последний использовывал Ратаева в своих интересах: заметал следы своей деятельности, разузнавал о степени осведомленности Департамента, устранял своих противников по партии.
Первые месяцы своего пребывания заграницей Азеф вообще не давал никаких сведений Ратаеву, оговариваясь, что он "не успел еще оглядеться и занят упрочением связей". Только с конца сентября он начинает присылать сообщения, заполняя их сведениями о жизни эмигрантских групп, - не одних только социалистов-революционеров, но и социал-демократов. Только поздней осенью, т. е., по-видимому, уже после того, как боевой отряд против Плеве был отправлен в Россию, - Азеф, по воспоминаниям Ратаева, "несколько оживился". В это время он приехал в Париж и явился к Ратаеву лично, напомнив последнему во время свидания того старого Азефа, который ему был знаком раньше, когда Азеф в деле доносов "сам шел вперед", не думая о риске провала, так что "порою даже нужно было его сдерживать". Азеф был "бодр, энергичен и разговорчив", - но говорил то он обо всем, что угодно, только не о том покушении на Плеве, подготовкой которого он руководил. Наоборот, поскольку речь шла о последнем, Азеф явно пытался выведать, что же именно в этой области известно полиции. И его попытки далеко не были безуспешными: Ратаев рассказал ему, что у Департамента имеются сведения о прибытии заграницу Е. С. Сазонова, который в разговорах с близкими людьми высказывал твердое намерение убить Плеве. Не сморгнув глазом, прибавляет Ратаев, - Азеф ответил, что Егора Сазонова он не знает, но что с братом его, с Изотом, он когда- то встречался и может сделать при случае попытку его расспросить. Из этой беседы Азеф легко мог сделать вывод, что никаких точных сведений об его замыслах у полиции нет, - во всяком случае, их нет у разговорчивого Ратаева. Для Азефа, который, по-видимому, всего только за несколько дней перед этим разговором снарядил Сазонова в Россию, эти сведения, конечно, представляли огромный интерес.
Вскоре затем Азеф стал собираться в Петербург.
Поездка ему была нужна в двух отношениях: он ехал для того, чтобы организовать одно покушение против Плеве и провалить другое. В руководящих кругах партии не все были довольны переходом Боевой Организации в ведение Азефа. С. Клитчоглу, оказывавшая некоторую помощь Боевой Организации еще во времена Гершуни, теперь при поддержке ряда влиятельных партийных деятелей в России (Потапова и др.), создала на юге небольшую террористическую группу и перебралась в Петербург для того, чтобы поставить покушение против Плеве. Это было прямой угрозой Азефу. Если бы покушение Клитчоглу удалось, то Боевая Организация наверное была бы изъята из его ведения, - а вместе, с тем, конечно, из его заведования была бы изъята и касса Боевой Организации. Все это заставляло Азефа желать гибели группы Клитчоглу, - тем более, что выдачей ее он укреплял свое положение в глазах полиции и потому мог бы свободнее действовать в деле подготовки того покушения, которым он сам руководил.
В силу этих соображений, как только получились первые сведения о планах Клитчоглу, он сообщил о них Ратаеву и уговорил последнего поехать с ним вместе в Петербург для раскрытия этого террористического предприятия. Ратаев с тем большей готовностью пошел навстречу этому проекту, что он надеялся раскрытием покушения поднять свои фонды в глазах министра. Иметь же его под рукой для Азефа, который пускался в сложную двойную игру, было очень полезно: Ратаев, полностью доверявший Азефу, был удобным прикрытием.
Ехали они вместе, чуть ли не в одном поезде. Кроме доноса на группу Клитчоглу, Азеф, если доверять некоторым сведениям, вез еще динамит для своей собственной группы. Прикрытие Ратаева он использовал полностью!
В Петербурге группа Клитчоглу была быстро раскрыта, но на почве ареста ее у Азефа вышел большой конфликт с Департаментом: зная о том, что этот арест предстоит в скором времени, Азеф хотел уклониться от личной встречи с Клитчоглу, но Департамент настоял, дав обещание, что аресты не будут произведены в непосредственной близости от их свидания. После этого Азеф на свидание пошел и узнал от Клитчоглу все подробности, как о составе группы, так и об ее планах. Все эти подробности он передал Департаменту, но последний не выполнил обязательства: петербургское Охранное Отделение вело интригу против Ратаева, и по его указаниям арест Клитчоглу был произведен почти непосредственно вслед за ее свиданием с Азефом. По свидетельству Ратаева, подобный "нелояльный" поступок полиции подействовал на Азефа "самым удручающим образом".