У Порт-Сен-Мартен мы с Шарамолем отпустили свой экипаж и пошли пешком по бульвару, чтобы ближе присмотреться к людям и лучше судить о настроении толпы.
В результате последней нивелировки мостовой бульвар Порт-Сен-Мартен превратился в глубокую ложбину, окаймленную двумя откосами. Наверху проложены тротуары с перилами. Ложбина предназначена для экипажей, а тротуары для пешеходов.
Когда мы вышли на бульвар, в ложбину вступила длинная колонна пехоты с барабанщиками во главе. Волнующаяся масса штыков заполняла площадку у Порт-Сен-Мартен и терялась в глубине бульвара Бон-Нувель.
Оба тротуара на бульваре Сен-Мартен покрывала огромная сплошная толпа. Было множество рабочих в блузах; они стояли, опершись на перила.
В тот момент, когда голова колонны вступила в узкий проход у театра Порт-Сен-Мартен, из всех уст сразу вырвался единодушный крик: «Да здравствует республика!» Солдаты продолжали двигаться в молчании, но шаги их как будто замедлились, многие удивленно смотрели на толпу. Что означал этот крик: «Да здравствует республика!»? Приветствие? Возмущение?
В эту минуту мне показалось, что республика подняла чело, а переворот опустил голову.
Вдруг Шарамоль сказал мне:
— Вас узнали.
В самом деле, когда мы поравнялись с Шато д'О, меня окружила толпа. Несколько молодых людей закричали: «Да здравствует Виктор Гюго!» Один из них спросил меня:
— Гражданин Виктор Гюго, что нужно делать?
Я ответил:
— Срывайте беззаконные плакаты и кричите: «Да здравствует конституция!»
— А если в нас будут стрелять? — спросил молодой рабочий.
— Тогда беритесь за оружие.
— Браво! — закричала толпа.
Я добавил:
— Луи Бонапарт мятежник. Он совершает сейчас все преступления, какие только можно совершить. Мы, депутаты народа, объявляем его вне закона, но и без нашей декларации самым фактом своей измены он поставил себя вне закона. Граждане! У каждого из вас две руки; вооружите одну руку вашим правом, в другую возьмите ружье и идите на Бонапарта.
— Браво! Браво! — повторяли в толпе.
Один торговец, запиравший свою лавку, сказал мне: — Не так громко. Если услышат, что вы говорите такие вещи, вас расстреляют.
— Ну что ж! — возразил я. — Вы понесете по улицам мой труп, и моя смерть послужит благу народа, если она приведет к торжеству правосудия!
Все закричали: «Да здравствует Виктор Гюго!»
— Кричите: «Да здравствует конституция!» — сказал я.
Из всех уст вырвался оглушительный крик: «Да здравствует конституция! Да здравствует республика!»
Молнии воодушевления, возмущения, гнева сверкали во всех взорах. Я думал тогда, думаю и сейчас, что то была, быть может, решающая минута. Я был готов повести за собой всю эту толпу и тут же начать бой.
Шарамоль удержал меня. Он тихо сказал мне:
— Это поведет только к бесполезному кровопролитию. Все безоружны. Пехота в двух шагах от нас, а вот подходит и артиллерия.
Я обернулся. Действительно, несколько артиллерийских упряжек крупной рысью выезжали по улице Бонди из-за Шато д'О.
Совет Шарамоля воздержаться от немедленных действий поразил меня. Со стороны такого отважного человека этот совет, конечно, не внушал подозрений. Кроме того, я чувствовал себя связанным решением, принятым в собрании на улице Бланш.
Я отступил перед ответственностью, которую готов был принять на себя. Если бы я воспользовался этим моментом, мы могли бы победить, но могли и потерпеть полное поражение. Был ли я прав? Или ошибался?
Толпа вокруг нас росла. Идти становилось все труднее. Но мы хотели добраться до места встречи — ресторана Бонвале.
Вдруг кто-то тронул меня за руку. Это был Леопольд Дюра, сотрудник «Насьоналя».
— Не ходите дальше, — сказал он мне, понизив голос. — Ресторан Бонвале оцеплен. Мишель де Бурж пытался обратиться к народу с речью, но подошли войска. Он едва выбрался оттуда. Многие из депутатов, которые пошли туда, чтобы встретиться с ним, арестованы. Поверните назад. Мы идем на старое место встречи, на улицу Бланш. Я искал вас, чтобы сообщить вам это.
Мимо нас проезжал кабриолет; Шарамоль сделал знак кучеру, мы вскочили в экипаж; за нами бежала толпа, люди кричали: «Да здравствует республика! Да здравствует Виктор Гюго!»
Говорили, что как раз в этот момент на бульваре появился отряд полиции, посланный арестовать меня. Кучер погнал лошадей во весь опор. Через четверть часа мы были на улице Бланш.
VIII Разгон Собрания