— Кому?
— Префекту полиции.
Председатель задал следующий странный вопрос, который означал подчинение приказанию:
— Есть у вас мандат?
Комиссар ответил:
— Да.
И он подал председателю бумагу.
Судьи побледнели.
Председатель развернул бумагу; Коши заглянул через плечо Ардуэна; председатель прочел:
— «Приказ распустить Верховный суд и, в случае отказа, арестовать господ Беранже, Роше, де Буассье, Патайля и Элло».
Повернувшись к судьям, председатель прибавил:
— «Подписал Мопа».
Затем, обращаясь к комиссару, он продолжал:
— Произошла ошибка. Это не наши фамилии. Господа Беранже, Роше и де Буассье давно уже не состоят членами Верховного суда; что касается господина Элло, то он умер.
В самом деле, Верховный суд избирался на определенный срок, члены менялись; переворот ломал конституцию, но он не знал ее. Мандат, подписанный Мопа, относился к предыдущему составу суда. Мятежникам попался старый список. Легкомыслие разбойников!
— Господин полицейский комиссар, — продолжал председатель, — вы видите, это не наши фамилии.
— Мне это безразлично, — возразил комиссар. — Относится этот мандат к вам или не относится — расходитесь, или я вас всех арестую.
И он прибавил:
— И притом немедленно.
Судьи замолчали; один из них взял со стола листок бумаги, на котором было написано вынесенное ими постановление, положил этот листок в карман, и они собрались уходить.
Комиссар показал им на дверь, где виднелись штыки, и сказал:
— Пройдите здесь.
Они прошли через коридор между двумя шеренгами солдат. Взвод республиканской гвардии проводил их до галереи Людовика Святого.
Там их оставили на свободе, и они разошлись, понурив головы.
Было около трех часов.
Пока все это происходило в библиотеке, в бывшем большом зале парламента, расположенном поблизости, как обычно, заседал и судил кассационный суд, даже не подозревая того, что делалось рядом. Надо думать, что у полиции нет запаха.
Покончим тут же с этим Верховным судом.
Вечером, в половине восьмого, семеро судей собрались у одного из них, у того самого, который унес с собой постановление, составили протокол, написали протест и, понимая, что нужно заполнить пустую строку в постановлении, по предложению Кено назначили главным прокурором Ренуара, своего коллегу по кассационному суду. Ренуар, которого немедленно известили об этом, согласился.
В последний раз они собрались снова в библиотеке кассационного суда на следующий день, 3 декабря, в одиннадцать часов утра, на час раньше времени, указанного в приведенном выше постановлении.
Ренуар присутствовал на заседании. Ему передали акт о том, что он согласился взять на себя обязанности прокурора и потребовал дальнейшего расследования дела.
Кено передал постановление суда в главную канцелярию, где его немедленно внесли в реестр внутренних постановлений кассационного суда, поскольку Верховный суд не имел своего специального реестра и, согласно издавна заведенному порядку, пользовался реестром суда кассационного. Вслед за постановлением были вписаны еще два документа, обозначенные в реестре следующим образом: 1) протокол, констатирующий вторжение полиции во время обсуждения предыдущего постановления; 2) акт о согласии Ренуара принять на себя обязанности главного прокурора. Кроме того, семь копий со всех документов, снятые самими судьями и подписанные всеми ими, были спрятаны в надежном месте, так же как и блокнот, в котором, как говорят, были записаны семь других секретных постановлений, относившихся к перевороту.
Сохранилась ли еще эта страница реестра кассационного суда? Правда ли, что префект Мопа, как утверждают, приказал принести к нему реестр и вырвал ту страницу, куда было занесено постановление? Мы не могли выяснить этого обстоятельства; теперь реестр никому не показывают, а служащие главной канцелярии немы.
Таковы факты. Резюмируем их.
Если бы этот так называемый Верховный суд имел представление о том, что значит долг, то, собравшись, он в несколько минут мог бы определить свой состав; он действовал бы быстро и решительно, он назначил бы главным прокурором какого-нибудь энергичного человека из кассационного суда, из числа судей, например Фрелона, или из адвокатов, например Мартена (от Страсбурга). На основании 68-й статьи и не дожидаясь декретов Национального собрания, Верховный суд установил бы наличие государственной измены, издал бы декрет об аресте президента и его сообщников и приказ о заключении Луи Бонапарта в тюрьму. Со своей стороны главный прокурор выдал бы мандат на арест. Все это можно было закончить к половине двенадцатого, а до этого времени никто еще не пытался разогнать Верховный суд. Приняв все эти неотложные меры, члены Верховного суда могли, открыв наглухо запертую дверь, ведущую в зал ожидания, выйти на улицу и объявить народу свое решение. Тогда они еще не встретили бы никаких препятствий. Наконец, судьи во всяком случае должны были заседать в трибунале, облаченные в мантии, в торжественной обстановке; когда явился полицейский агент с солдатами, судьи должны были потребовать от солдат, которые, может быть, повиновались бы им, чтобы они арестовали агента; в случае неповиновения солдат судьям надлежало торжественно проследовать под конвоем в тюрьму, дабы народ тут же, на улице, своими глазами видел, как грязный сапог переворота топчет мантию правосудия.