— Ох.
— Да шучу я, хах. Но ты правда симпатичный.
— Перестань.
— Ладно, — хмыкнул Винстон. — Раз ты рассказал о себе хоть немного, то и я расскажу что-нибудь. Хм-м. Моя родная страна — Германия.
Нервилл посмотрел на него с лёгким удивлением.
— Германия?
— Ага.
— Ох, ну… Почему ты здесь?
— Получил наследство в этом районе. Хоть я и жил в Германии, вроде бы такой классной стране, в моём бывшем доме всегда находились мои родственники, — Мэрфин отвёл взгляд. — Они раздражали меня. Винстоны всегда были такими сильными, воинственными, а я…
— А ты?..
— А я всегда был художественным, что ли. Стихи, романы, поэмы, картины — вот моя страсть! Но самое главное — шитьё. Я обожаю шить.
— Заметно.
— Это… Глупо и слишком по-женски, да?
— Нет, — выдохнул Нервилл.
— Хорошо… Я был единственным в своём роде. Я предпочитал не войны и прочую ахинею, а творчество.
— Над тобой издевались?
— Угу-м, — печально сказал Мэрфин. — А тут жила моя бабка. Она и передала мне свой дом в конце леса. Это была такая возможность, жить, наконец, в своё удовольствие без упрёков! И я решился.
— А Лэн?..
— Мой отец был единственным, кто всё это время меня поддерживал. Я боялся лететь в другую страну в одиночку, поэтому он полетел со мной.
— Тогда почему ты здесь, в подвале?
Винстон сглотнул.
— У меня два дома… Один там, другой здесь… Мне иногда так страшно оставаться одному, а Эннард всегда рад меня здесь видеть. И отца, конечно же. Они были лучшими друзьями, поэтому мистер Уилсон предложил ему жить в этом доме, чтобы не мешать мне. Это так мило с его стороны, не находишь?
— Наверное… — ответил Нервилл.
— Но я редко когда возвращаюсь в дом, который был передан мне по наследству. Только в тех случаях, когда мне срочно надо побыть одному. Ну или когда хочу устроить грандиозную пьянку с манекенами, хах!
— Они не просто куклы? Они твои… друзья?
— Да. Понимаешь… Грэтли, Фирс, Могир, Марселон… Это были не просто жертвы. Я дружил с ними ещё тогда, когда они были живы.
— Ах?!
— Ага. Это было добровольно. Они хотели этого.
— Я не понимаю…
— Это сложно объяснить.
Комната ненадолго погрузилась в тишину.
— Мэрфин.
— Да?
— Ты так много рассказал мне… Почему?
— Честно — не знаю. Возможно, что я просто так давно ни с кем не разговаривал с поверхности и решил, вот, выговориться. Не бери в голову.
— По твоим рассказам… Над тобой издевались, да, это отвратительно, но…
— Хм?
— Ты же неплохой парень, — сглотнул Нервилл. — Зачем ты это делаешь с другими людьми?.. Я, в отличие от тех, не давал согласия на всё это.
— Се ля ви! ~
— Боже, блять!
Мэрфин рассмеялся.
— Ладно, всё, хах.
— Послушай…
— М-м? — ухмыльнулся Винстон.
— Что случилось с твоим отцом?
Брюнет посерьёзнел.
— Давай не будем об этом.
— Но…
— Мы можем продолжить начатое, господин Дюпре!
Нервилл съёжился.
— Кретин.
— Хех!
— Зачем ты запер дверь? — спросил бывший помощник судьи.
— Да так… — Винстон снова положил руку на его коленку, за что получил звонкую пощёчину. — Ай!
— Отвали от меня!
— Уже отвалил, — ухмыльнулся Мэрфин, встав с постели. — Ладно, милашка, отдыхай, а я пойду добывать тебе еду, хах.
— Гр-р.
— Не стоит благодарностей! Я скоро!
Винстон вышел из комнаты, оставив Нервилла вновь в одиночестве.
***
— Грэт!
Манекен с розовым свечением обернулся на запыхавшегося Фирса.
— Чего такое?
— Я поговорить с тобой хотел. Уф-ф… Еле догнал. Не слышишь нихера.
— К делу, — ухмыльнулся Грэтли.
— Ишь, деловой какой! — хмыкнул Фирс. — Лучше пошли сразу в винный погреб, а то мне грустно.
— Извини, я сегодня не в настроении трахать тебя.
— Грэт! — покраснел Фирс. — Не так громко, идиот!
— Да чего ты стесняешься? Все в подвале и так знают, что ты посасываешь у меня.
— Заткнись, придурка кусок, — прошипел Фирс. — Между прочим, я с серьёзным делом к тебе пришёл. И меня это волнует.
— Выкладывай уже, — посерьёзнел Грэтли.
— Происходит что-то странное, Грэт. Некоторые манекены из глубинки стали вести себя… крайне жутковато.
— И как это проявляется?
— Говорят какую-ту ересь о том, что Мэрфин, Лэн и Эннард ублюдки и их надо свергнуть. Ты можешь себе представить?!
Манекен с розовым свечением скрестил руки.
— Бред какой-то. Они всегда были замечательными командирами.
— Вот и я о том же, — сглотнул Фирс. — Такого никогда не было. Это может быть опасно.
— Доложи Могиру. Он один из главных. Его заботы.
— Да, я скажу. Обязательно скажу. Но чёрт. Грэт, мне правда жутко.
— Мы разберёмся. Начистить пару неблагодарных хлебал — твоя любимая работа, разве нет?
— Да, но… Я волнуюсь за Мэрфина, — Фирс отвёл взгляд.
— Всё будет хорошо.
— А ещё… Они сами по себе странно выглядят. Будто невменяемые. И чувство такое идиотское… Будто по подвалу ходит нечто невидимое, но сильное и страшное. Я чувствую странную энергетику. Оно ходит и…
—…заражает манекенов, чтобы они говорили подобную ересь, да, я прав?
— Грэ-э-эт!
Грэтли рассмеялся.
— Прости, моя милая неженка.
— Ты идиот! — зашипел Фирс.
— Это всё, о чём ты хотел мне рассказать?
— Да.
— Тогда… Может по бокальчику, раз уж мы идём в винный погреб? А то у меня и настроение появилось…
— Блядский извращенец! Пошли.
Ночь продолжалась.
========== 18. ==========
Любовь — одна из сильнейших эмоций, испытываемых человеком; на втором месте после нее стоит ненависть.
Джеймс не помнил, сколько времени прошло с… А что, собственно, произошло?
Он попытался вспомнить.
Вскрики, лестница, угрозы, голоса, трупы. Что? Что всё это значит? Что, чёрт возьми, происходит?
Джеймс осматривается.
Холодные стены давят. Хочется уйти. Но как? И куда?
Разум тает. Перед глазами будто пелена, а в голове туман. Он останавливается перевести дыхание. Сердце стучит неимоверно быстро, от этого плохо.
Призрачный гул. То ли хрип, то ли стон, прямо за спиной. Холодно.
— Дже-е-е-еймс, — шипит чудовище, издевательски растягивая буквы.
Его холодные, острые руки ложатся на плечи Конрада, будто бы обнимая. Брюнет молчит, не двигается, пытается сфокусироваться и разглядеть дьявольское нечто.
И вот уже узнаются эти серые безжизненные зрачки, острый нос, рот полный заточенных зубов, длинная шея. Кончики его растрёпанных каштановых волос чуть двигались, подобно щупальцам монстров из детских ночных кошмаров.
Хотя… Эта тварь и была ночным кошмаром в какой-то степени. Только он не был придуман. Его имя было официально вписано в список всех мёртвых. Он существовал.