— Мамочка, можно я повлияю на нее завтра? Сегодня мне немножко некогда.
Речь шла о моей младшей сестре. Сестрица Настасья последнее время не очень-то ладила с родителями. Или они не ладили с Настасьей — разобраться во всех нюансах их взаимоотношений было непросто.
— Нет! До завтра я не доживу! — Мамочка выговорилась и потому постепенно начинала успокаиваться. — Я все понимаю. У девочки ранний подростковый возраст. Я честно долго терпела. Но должен же быть предел! Во всех книжках написано, что этот возраст у них до пятнадцати лет. Вчера, как ты знаешь, ей исполнилось пятнадцать. И что? Ни малейших изменений в поведении!
И тут мне в голову пришла гениальная идея:
— Жорик, давай возьмем Настасью к себе в ассистенты? Мамочке на спокойствие, тебе на перевоспитание.
— Ну, если она будет хорошо себя вести… — прищурившись, протянул Жорик, как-то догадавшись, что Настасья стоит у мамочки над душой и слышит весь разговор, — если родители не будут на нее жаловаться…
— Не будут! — завопила Настасья по ту сторону телефона. — А то я им тут такое устрою!
Вскоре мы заключили весьма выгодный договор. Я беру Настасью к себе в помощницы, за это сестрица обещает прилежно вести себя дома и в школе. Работать в агентстве она будет по четыре часа в день и даже станет получать за это кое-какую оплату.
Кстати, услышав о студенческом театре «Сюр», сестрица радостно закричала, что знает оттуда массу народа, что может пригодиться на встрече, что ассистент не должен сидеть постоянно в офисе и я просто обязана взять ее с собой на выезд. Не устояв от такого напора, я пообещала встретиться с Настасьей возле входа в названный режиссершей ДК уже через полчаса.
«Надо же, как хорошо все складывается, — беззаботно думала я. — Захотела самостоятельное дело — объявилась режиссерша, захотела ассистента — выплыла Настасья. Все просто замечательно».
Глава вторая
О том, что если весь мир — театр, то людям в нем лучше не селиться
Театр, как известно, начинается с вешалки. Студенческий театральный коллектив «Сюр» исключением из данного утверждения не являлся. И в этом случае речь шла не о предмете, на который вешают одежду, а об общей атмосфере в коллективе.
— Там такая «вешалка»! — Настасья, уже успевшая перекинуться парой слов с кем-то из знакомых актеров труппы, нетерпеливо перетаптывалась с ноги на ногу возле входа в ДК.
Тыча себе в шею сделанной из среднего и указательного пальцев «козой», сестрица поясняла мне степень напряженности атмосферы в театральной студии, а также округляла глаза и громко пыхтела, демонстрируя свое личное возмущение.
— Что конкретно случилось? — строго спросила я, стараясь сохранять бесстрастное выражение лица.
— Точно не знаю. Но понятно, что «вешалка» полная, — раздалось в ответ. — Все так и отвечают, мол, полный… э-э… кошмар. Я расспрашивать не стала, у нас в душу лезть не принято. Но то, что там все плохо, — это факт.
«М-да, — мрачно подумала я, — придется учить ребенка плохому. “Не лезть в душу”, — негласное табу, однако на нашу работу совершенно не распространяющееся».
Внешний вид сестрицы, кстати, мог служить отличной маскировкой. Ни один здравомыслящий человек не заподозрил бы в этой «девочке из аниме» ассистента детектива. В ее темно-синий рюкзачок вряд ли влез бы даже более или менее пригодный для записей набор стикеров, не то что настоящий блокнот, так необходимый при нашей работе и моей слабой памяти. Закованные в джинсу ноги без устали пританцовывали на месте, нелепо переставляя туда-сюда кроссовки-сникерсы, больше похожие на тяжеленные утюги эпохи бедняжки Золушки.
— Качаешь мышцы ног? — Я презрительно глянула на обувь сестрицы, решив не упускать шанса попрактиковаться в педагогике. — Такую тяжесть на ногах таскать!
Настасья сдавленно хихикнула и невозмутимо ответила:
— Это вместо пятака в кармане. Чтоб ветром не унесло.
На этот раз, не удержавшись, хихикнула я.
Тут откуда-то изнутри ДК раздался многоголосый, будоражащий душу ужасный вопль. Кинувшись внутрь, я на ходу призывала сестрицу остаться снаружи, подальше от опасности, но та не слышала, потому что была уже почти у самого входа в зрительный зал. В отличие от шпилек на моих сапогах, Настасьины платформы позволяли перемещаться быстро и весьма уверенно.
Резко открыв дверь зрительного зала, я нерешительно застыла на пороге. На сцене полукругом стояли около десятка очень броско одетых парней и девушек. Глядя куда-то в глубину зрительного зала, они сосредоточенно орали, всем своим видом выражая напряженную работу. На всякий случай я обернулась. Как и ожидалось, ничего трагического на задних рядах не происходило.