Он первым отвел взгляд и даже опустил голову вжав плечи. На моих губах заиграла довольная улыбка. Я не боюсь. А если и боюсь, то это мой страх, личный и глубокий, он не останавливает перед препятствиями, а помогает его преодолеть. Я смотрела в лицо своему страху родом из детства. Я узнала его среди тех волков, точнее мужчин которым я дала образ волков, он был там, еще мальчишкой. И он очень похож на обоих своих братьев. И на того, со шрамом через всю морду, и на того с порванным, почти отсутствующим ухом. Его ищут в Москве и по области, а он тут, преследует меня со своими дружками.
Я понимала, он не один, сбежать или отбиться я вряд ли смогу. Но и бояться их я не хотела, не могла. Этот страх остался там, в далеком детстве. Я огляделась, вокруг стояло еще человек семь или восемь. Все в свободных спортивных штанах и обуви, и футболках с короткими рукавами. И не холодно им? Все, как и тот что играл в гляделки со мной с полуопущенной головой. Как их там, старший был Владимиром, средний Владиславом, а этот, младший Вячеславом и все трое по отцу Вольфовичи. Как символично относительно моего сна, с немецкого вольф — волк. Наверное, после того происшествия я услышала отчество и перенесла их образ на волков. Я еще больше растянула губы в ухмылке. Вячеслав Вольфович Фонберин значит, а что, возможно предки его немцы. В России часто приставки к фамилиям «фон» объединяли и переиначивали, вот и фамилия указывает на немецкие корни. Что ж ты задумал делать, раз явился за мной аж сюда. Я уже не ребенок, переломать мне хребет не получиться. Я просто так не дамся. Да и от жилых улиц я не так далеко ушла, наверняка услышат и прибегут на помощь, не верб что в нашем хуторке не видели куда я ушла и не доложили моим, а может и вообще пошли следом. Послали моих друзей детства к холостой и перспективной, а за ними наверняка увяжутся и девчонки. И если перспектива защиты меня мелкой, мне привлекательна, то рисковать девчонками не хочется, совсем.
— И что дальше, Вячеслав Вольфович Фонберин? Решили пойти по стопам родных братьев? Или воюете с женщинами?
Он так и не смог поднять голову, зарычал во всю свою дурь мотая головой.
— Связать сучку. Обездвижить и отключить ее, сейчас!
Он отдавал команды рыча. И через несколько мгновений у моего рта и носа чья-то рука сжала вонючую тряпку. Я сопротивлялась, вырывалась и царапалась, но темнота накрыла быстро. Что было дальше не знаю. Но в моем вынужденном сне или бессознательности ко мне пришел мой серый волк. Он ластился ко мне, терся и лизал лицо и руки. И я расплакалась обняв его. И не знаю почему, я рассказала ему обо всем. И о Сергее Князеве, этой сволочи, гаде бессовестном, позволившем на моих глазах тереться об себе другой. Этот гад позволивший ее мамочке и бабушке сватать и хомутать его на моих глазах. И он не просто позволял всему этому произойти на моих глазах с Олей, уже во второй раз, он был мягок и вежлив с ней. Я рассказала каким он был со мной, когда не хотел меня видеть, не хотел быть мягким и вежливым, ласковым. Я жаловалась своему волку ведь я не испытывала вежливости и нежности, а с другой он был таким. Да, своему волку я призналась, наверное, я не только обижена, я ревную. Но эта ревность не от любви, в ней мы не признавались друг другу. Эта ревность к нашему совместному, пусть и короткому проживанию. И вот, он не поставил на место влюбленную девицу, не выбрал меня, а мило улыбался и слабо отбивался. Так не поступают, когда есть кто-то больше чем просто знакомый. Так не поступают с тем, кто дорог, с тем, кто не безразличен. Жаловалась какая я дура и что на придумывала себе не весть чего. И мой вол скулил и ластился, лизал руки и слизывал мои слезы. А когда я под конец слезной тирады заявила, что младший братец серийных убийц-маньяков, со своими прихвостнями не хуже, чем у Сергея при нашей первой встречи, только побольше в численности, похитил меня бедненькую, мой волк взвыл и рыча заглянул мне в глаза. Он словно что-то хотел сказать. Но мне стало холодно и мокро, а щека горела огнем и болью.
Я открыла глаза. Так, руки связаны, ноги тоже. Я сижу на полу. Все серое. мрачное и полумрак, дверь в коридор открыта и только оттуда светит свет в мою… Так, а что это собственно, где я? Я осмотрелась по сторонам. Сырые стены, потолок и пол. А я вообще сижу в луже, а рядом ведро, наверняка из этого самого ведра меня и облили приводя в чувства. Одежда промокла насквозь, растрёпанные, мокрые волосы липли к шее, щекам и лезли в глаза. В одном из углов светятся шесть маленьких огоньков и шевелится тень. Так, видимо тень это один из похитителей.
— Ну чего жметесь в углу? Испугались девчонку или стесняетесь?
Голос порадовал, звучал ровно и даже жестко. Хотя душа в пятках от страха. Что же делать, как выпутаться.
— Глупая девочка, отважная, но глупая. — Фонберин младший вышел из тени и приближался рассматривая меня брезгливо, словно грязь на его дорогих туфлях. — Только я чувствую твой страх. Сладкий и липкий, словно карамелька. Я помню его вкус с тех далеких дней праздника костров, когда ты была еще ребенком. Ты смогла обернуться еще тогда, совсем ребенком. Сколько мы не пробовали потом, все погибали, если у кого и получалось, то только на половину. А ты выжила и даже вернулась назад сразу, я видел. — Он помолчал словно вспоминая. — Братья хотели тебя себе. И они оба мертвы. А я жив. Нашел тебя. Ты в моей власти, хотя я никогда не хотел именно тебя. Но что я вижу? У тебя уже есть метка и не простая — истиной пары. И с кем? С этим Серым? — Он выплюнул словно ругательство прозвище Сергея. — Ты должна была быть нашей! Все эти земли должны быть нашими! Наши!
Похоже человек свихнулся окончательно. Обороты, метки, земли…Псих, точно, все три братика психи и маньяки, а еще педофилы. Может им тоже снятся сны про волков, как мне. Только они в них поверили и обезумели.
— Так, псих самоучка, какие к черту земли? Моей семье принадлежит один дом на хуторе и квартира в городе. И все. Слышишь — это все. Ох, права была бабуля — дикари.
— Не смей!
Он кричал и рычал одновременно. Но почему-то страх спрятался глубоко и далеко в душе. Он не ушел полностью, но теперь лишь помогал мне, подталкивал к осмыслению сложившейся ситуации, а не владел мною парализуя. А прямо сейчас мне стало до абсурдно смешно. Именно, вся эта ситуация была театром абсурда, все его слова и злоба. Смешно, не страшно. Я могу умереть, вот такая мокрая, связанная и запертая не известно где, но мне не страшно. Я даже тихо захихикала. Наверное, это нервное. Или лимит по страху мой организм превысил.
— Не смей!
— Прости — прости. Продолжай, я слушаю. — Я давилась смехом пряча его за кашлем. — Вот еще чуть-чуть, и я обязательно испугаюсь и начну плакать, биться в истерике и умалять отпустить.
Все, мои собственные слова стали последней каплей. Я уже не пряталась, смеялась открыто. А мой похититель зарычал диким зверем и размахнувшись ударил по щеке ладошкой, на отмажь. Громкий хлопок и щеку опалило жаром и болью. Я не удержалась и завалилась на бок больно ударилась плечом, встретившимся с каменным полом. С глаз полились не прошеные слезы сопровождая боль. Но и это не дало воли моему страху. Скорее помогло прийти в себя и начать думать. И первая мысль была о том, что не стоит больше его злить.
А Фонберин в это время не громко свистнул. Я вывернулась пытаясь сесть и закинув голову посмотрела на него. Злость и какое-то бешеное нетерпение было на его лице, и он не скрывал этих эмоций от меня. В углу от куда он вышел чуть раньше послышался шум. Я уже почти села привалившись к стене, пыхтя и изворачиваясь. Не так легко это делать со связанными руками и ногами. Повернула голову в тот самый угол. Уловила движение огоньков, а потом они погасли, а на их месте в тусклом свете падающем из открытой двери появились скалящиеся морды. Сначала мокрые, черные носы и зубы, а потом и сами тела, огромные, мускулистые волчьи тела на мощных лапах. Таких же больших, намного больше чем в зоопарках, волков. Этот псих что, на самом деле помешался и держит волков?!