— Не выдумывай. И не злись. — Тетя Катя говорила спокойно, но безапелляционно. Спорить просто не хотелось, вот вообще. — Считай это служебной необходимостью. Служебное жилье на время суда. А потом если устроит цена — останешься. Нет, то к концу разбирательства найдешь другой вариант. Договорились? Не отказывайся, уважь уж меня, старую и разбитую женщину.
Соглашаться не хотелось, вот от слова совсем. Но и обижать Екатерину Степановну, которая так хорошо, по-доброму ко мне относится не хотелось сильнее. И в итоге с мыслью по принципу: «бьют — беги, дают — бери», я согласилась. Спать меня разместили в той же комнате, что и прошлой ночью. И ночью, как и в прошлой ко мне во сне пришел все тот же кошмар. Только в этот раз я увидела все, как в детстве, сон не отпускал до конца удерживая меня в своем кошмаре.
«… Все началось, как всегда. Костры у реки, смех и шутки. Потом погоня. Точнее не погоня, игра злого и страшного волка со шрамом через всю морду с парой его приспешников. И играли они со слабой человеческой женщиной пытающейся спасти своих детей. Я точно знала, что второй ребенок, маленькая девочка на руках моей мамы — это моя сестренка. Мама упала прижимая сестренку к себе и подтягивая меня к себе. Она пытается накрыть нас собой скрывая от опасности. Волк рыкнул толкая ее в спину своей мордой. Мама подгребает нас под себя, она прячет нас от всего мира. Другой волк, с рваным ухом, он схватил ее зубами за плечо переворачивая. А тот что со шрамом, вырвал из рук мамы сестренку. Мы закричали, я от страха. А сестренка от боли впившихся в нее зубов. Я видела кровь, ее кровь. Я замолчала захлебываясь страхом, нет, ужасом. Тот волк подкинул мою еще совсем маленькую и беззащитную сестренку в воздух, кровь разлетелась мокрыми каплями по сторонам и попала мне на лицо. Сестра кричала срывающимся детским голоском. А потом тот волк со шрамом поймал ее зубами. Она кричала, кричала срывая голос, до тех пор, пока мощная челюсть огромного волка со шрамом через всю морду не сжалась на ее маленьком тельце. Я слышала, как в ту секунду, роковую секунду, последнюю для моей маленькой сестренки, когда она перестала кричать, противно хрустнули кости… И видела, как она безвольной куклой обвисла в его пасти, как ее кровь текла по его морде. Все словно замерло и затихло. А потом, потом дикий крик моей мамы разорвал тишину. В нем было все, ужас, страх, боль, ненависть, все. Но она не кинулась на него, хотя волк с порванным ухом уже отпустил ее. Мама запихивала меня к себе за спину, плача, рыдая, задыхаясь слезами и горем, но она не позволяла себе слабости. Она не ползла к ребенку которого так жестоко убили, она держалась из последних сил пытаясь защитить еще живого. Она отпихивала меня отползая. Все вокруг пропахло кровью и от этого запаха, смешенного с ужасом и страхом, меня тошнило. Или не от этого. Меня трясло. От страха или от злости. Я закричала, во всю силу своего детского голоса, срывая и не жалея его. И постепенно мой крик превратился в рык. Тело наполнилось болью, казалось все, каждая клеточка наполнилась болью. И мой рык превратился в жалобный, звериный скулеж. Еще один волк, тот, который был с другой стороны и до этого бездействовал, он схватил маму за ногу и потащил на себя. Я вскочила, почему-то на четвереньки. Хотела закричать, но вместо крика зарычала словно дикий зверь. Только звучало это не устрашающе, а скорее забавно. Словно щенок, я ребенок, что может быть грозного в рыке маленькой девочки? Ко мне скалясь подошел тот, что со шрамом через морду. Он ткнул меня мордой, и я упала на попу садясь. Я видела его удивленные глаза, слишком умные для дикого животного. Я видела стекающие капли крови моей мертвой сестренки, еще не свернувшейся крови на его морде. Весь в крови и песке. Вот сейчас я поняла, я ненавижу этого волка. Я готова собственными зубами перегрызть ему глотку. Но что я могла? Не знаю. В этот момент послышался рык и вой со всех сторон. Другой волк кинулся на этого со шрамом. Я не видела его раньше. Светло серый с белесыми, словно седыми, боками. Они сцепились в драке. Волки, много волков и все огромные, не естественно большие. Больше чем в зоопарках. Они гнали других, тех что до этого убивали. А когда все стихло и только плачь и тихий жалобный вой среди костров наполнил берег я увидела того волка, со шрамом через всю морду. Он лежал прижатый лапами серого с белесым, весь подранный и жалкий, со страхом в глазах. Теперь он боялся. Пасть, оскаленная и рычащая была у горла того, со шрамом. Из толпы людей и волков вышел бурый и худой волк. Он плакал, я видела слезы на его морде. А его глаза, в них была дикая боль. Он подошел ближе и вырвал глотку у того, со шрамом через всю морду. Я видела, как его глаза потухают, как его покидает жизнь и из глаз уходит цвет, они тускнеют. Я отвернулась. Рядом сидела мама, она обнимала темно серого волка и плакала. Он облизывал ей лицо и тихо поскуливал. Серый волк с белесыми боками подошел ко мне и тоже стал лизать лицо. А я начала всхлипывать. Не знаю, что, страх, ужас пережитого, боль… Все навалилось, и я разревелась. Этот волк взвыл. Все вокруг затянуло белой дымкой. И вот уже этот волк не волк, а мой дед. А рядом с мамой не волк, а папа…»
И самое страшное в этом сне было то, что я лежала в слезах в сильных руках Сергея, прижимаясь к нему. Он был с голым торсом, только в одних шелковых шортах для сна, и я прижималась к нему. Хваталась руками за его руки и плечи, плакала царапая его до крови. Он был словно опора, словно якорь, не дающий уплыть в небытие. Ведь я давно не спала, этот сон… это был уже не сон. Это было видение, нет это было воспоминание. Я вспомнила свой сон до самого конца. Было страшно, очень. Я держалась за Сергея боясь отпустить, прижималась к нему в страхе, что он отпустит меня. Я плакала. А он крепко держал меня раскачиваясь со мною на руках сидя в кровати. Он что-то шептал. Успокаивающе поглаживал меня и крепко прижимал. Я так и уснула в его руках. Так же и проснулась. Открыла глаза осознавая, что я полностью и целиком лежу на нем. Вся. Я просто забралась на него и спала на нем. Да еще и обнимаю его обеими руками. А он одной рукой обнимает прижимая к себе, а другой играл с моими волосами. Он пропускал мои волосы через пальцы. Терся щекой о мою макушку. И глубоко вдыхал. Так, надо прекращать это. Я приподнялась на руках опираясь на его грудь. Господи, какой же он большой. Заглядывая в его глаза и заливаясь румянцем, как же стыдно-то. Устроила тут…
— Прости, я…
Договорить мне не дали. Меня смяли в объятиях притягивая ближе к себе и заткнули поцелуем. Страстным и одновременно нежным. И я ответила. Не сразу. Сначала было желание оттолкнуть. Хотя нет, не стоит рать. Желания оттолкнуть не было вообще. Мозг давал команду оттолкнуть и залепить пощечину. А вот тело… Тело наоборот оно прильнуло к нему и губы сами начали отвечать. Меня залило теплом и нежностью. Хотелось раствориться в этом чувстве. И я растворялась. Отвечала ему и плавилась. Растворялась в нем и загоралась. В какой-то момент он перекатился подминая меня под себя и сжимая в объятиях. Оторвался от губ и начал бездумно целовать лицо. Мои наверняка после ночной истерики опухшие, глаза, щеки, лоб, нос, подбородок. Он словно метил меня поцелуями. Мои руки гладили его ежик на голове, спускались по шее к плечам и царапали по спине и снова возвращались к ежику. Его губы прилаживали дорожку от губ по щеке, скуле и шее и возвращались к губам сминая и подчиняя, лаская и оживляя. Мы оба рвано дышали. Он отстранился и заглянул мне в глаза и поймал поцелуем мой разочарованный вздох от прерванного поцелуя. Я подавалась всем телом ему навстречу. Но дальше ни один из нас не заходил. Мы словно пробы снимали друг с друга. Мы пробовали друг друга на вкус. А потом в наш мирок, тесный мирок для двоих ворвался запах еды и далекий шум. Шум был и вдруг пропал. Он замер надо мной. Мы глубоко и прерывисто дышали, смотрели друг другу в глаза и молчали. А потом он уткнулся своим лбом в мой по-прежнему нависая надо мною. И стал медленно и глубоко дышать закрыв глаза.
— Как же все сложно. Как же сложно оторваться от тебя. Как же сложно остановиться, особенно сейчас.
Он лег рядом. Нет, он свалился рядом со мной. Глубоко вдохнул и сгреб меня в свои объятия. Все не правильно. Он почти клиент, он сын клиента. Я знаю. Но мне тоже сложно, очень сложно остановиться, отказаться. И я душу в себе совесть и разум, да и сердце, рвущееся наружу. И просто лежу в его объятиях и дышу им, его запахом, мужчины с ароматом свежего леса. Когда из-за двери слышатся голоса, переходящие в шепотки он встает. Сгребает меня в охапку и несет в душ. Нежно целует, долго так и сладко.