Некоторое время она тихо бубнила, на том конце задавали наводящие вопросы.
— Одна или с братом? — Она оглянулась на меня. — Э-э…
Я выхватил у нее телефон.
— Прошу прощения, не разбудили после смены? Еще раз здравствуйте.
Веселый голос ответил:
— Какие люди! Алексантий Егорович? Сдаваться не собираешься?
Ну, раз со мной на ты, то и я.
— Прохор, ты говорил, что у тебя тоже есть сестра. Маша уже рассказала, в какой переплет попала, нам нужна помощь или хотя бы совет специалиста, больше в этом городе обратиться не к кому.
— Первое и обязательное в таком деле — написать заявление.
Я перебил:
— Писать заявление не хотят оба, ведь пока дело идет, снимки могут появиться в сети, и Машка выбросится из окна.
— Все так говорят. — Сержант недовольно-задумчиво хмыкнул. — Если бы все делали как положено, то и дело бы шло, и всяких уродов стало меньше, которые чувствуют свою безнаказанность, потому что такие как вы не хотят писать заявления.
Кто бы говорил. Это я насчет уродов, которые чувствуют безнаказанность. Кто-то этой безнаказанностью у меня дома просто упивался.
Не время вспоминать.
— Поможешь или искать другого?
Прохор думал пару мгновений.
— Что я могу сделать? Только без криминала. Помни, кто я.
— Помню, потому и звоним. У нас есть приметы, довольно точные. Не может быть, чтобы такой тип нигде не засветился, участковый его по-любому знать должен. — Я оглянулся на внимательно слушавшую сестренку и закрыл дверь перед ее носом. Вечером Захар перемудрил, рисуясь перед Машкой, в какой передряге побывал. Грабитель оказался всего один, хилый, но борзый. — Живет он, наверняка, где-то рядом, невысокий, черноволосый, короткостриженый, но главное — левая бровь разбита, обожжена или покусана. Рана старая, с такой приметой для органов человека найти — раз плюнуть.
Прохор помог. Местный участковый подтвердил наличие неадеквата с такой внешностью в нашем же дворе, однако у парнишки есть справка, что он психически нездоров, поэтому с ним не связываются. Мне по сети пришло фото, я переслал Захару, он подтвердил, что да, именно этот.
Прохор по телефону сказал:
— Осталось решить, как воздействовать на тварь со справкой. На мои корочки и форму ему, однозначно, плевать. Конечно, есть вариант…
— Говори.
— Сначала мне нужно знать: на что ты готов пойти ради сестры?
В последнее время у меня появился проверочный вопрос: не зная, на что решиться, надо спросить себя: что сделал бы или сказал Гарун? Если хочу быть мужчиной, которым сестра гордится, а девушка вроде Хади восхищается, только это будет правильно.
— Я готов на все.
Глава 4
— Эта.
Прохор остановился у покрытой дерматином двери. Подбитое ватой полотно полосовали ряды шляпок обойных гвоздиков, в темный подъезд слепо таращился залепленный жвачкой глазок. И это не мы его залепили. Достатком здесь не пахло. Как и порядком. Дом был старым, двухэтажным, с деревянными перекрытиями. У нас такие шестнадцатиквартирники звались сталинскими бараками, хотя жилье внутри очень даже хорошее, полноценное — со всеми удобствами, одно- и двухкомнатное. По данным участкового, в однокомнатной квартире под номером четыре проживал с матерью-алкоголичкой искомый субъект.
Нужная нам квартира находилась на первом этаже. В окне, когда мы подходили, виднелось, как внутри работает телевизор, какой-то музыкальный канал. На экране мелькали машущие руками фигуры, ритмичный речитатив доносился даже на улицу. Однако, стоило людям в форме войти в подъезд, как внутри все утихло.
Нас было четверо: я, Прохор и двое полицейских, друзья сержанта. Столь же молодые и безбашенные, они согласились сразу, а участковый в авантюре участвовать отказался. Зато он снабдил нас информацией.
Машка ждала результатов во дворе, у песочницы. В детали ее не посвящали. Если что-то пойдет не так, ее показания мне помогут, а в худшем случае выступят смягчающими обстоятельствами. Мне не хотелось брать сестру с собой, но Прохор настоял. Только она опознает телефон, если найдем, и сразу уничтожит то, ради чего все затевалось. Пришлось согласиться. Действительно, не нужно, чтобы снимки видел кто-то еще. Теперь одетая в джинсы и наглухо застегнутую куртку Машка нервно мерила шагами детскую площадку и, надеюсь, делала выводы на будущее.
Хадю в тонкости операции не посвящали, зачем лишний раз нервировать? Все же она как-то почувствовала, что мне предстоит нечто опасное и даже, возможно, судьбоносное. Когда мы уходили, она так смотрела…