— То, что сестренка баловалась с дружком, да еще почти в моем присутствии, это полбеды. Допекло другое. Говоришь, тоже сестра есть? — Я перешел на ты, Прохор же всем разрешил, пусть и думал в тот момент исключительно о симпатичной вертихвостке. — Посмотри с точки зрения брата. Ладно бы, если любовь, но на вопрос «Почему?» она сказала: «Было интересно». «Интересно»! И этого оказалось достаточно, чтобы…
Перед лицом сержанта открылся снимок из другой папки. Черное на белом. Во всей красе. А дальше — то же самое в других видах.
Сзади ахнул и матерно выругался Антон.
У сержанта сузились зрачки.
— Да я бы за такое не только ремнем… Прости, Санек. Сутки на ногах, то грабеж, то пьяная склока, то понос, то золотуха. А тут веселая мамзелька, у которой что ни час, то приключение. Хотелось поприкалываться. Надеюсь, ты проучил? Отбил интерес?
Я скривил губы:
— Это наше с ней дело.
— Думаешь, ловлю на слове? Обижаешь. — Сержант вполне искренне огорчился. — Игры кончились, Санек. Закончим этот фарс, ты был прав на все сто, а мы, чудаки на букву эм, тебя едва дураком не выставили перед бабами. Пошли, Антоха, здесь без нас хорошо справляются. Нужно бабуську снизу успокоить, типа это телевизор громко работал и что больше соседи так делать не будут. — Сделавший шаг к двери сержант снова остановился. — Санек, не сочти за нахальство… Может, и нам со своей стороны пужануть твою сестрицу — как представителям закона? Найдем, что сказать.
— Вы уже нашли, спасибо. Сами разберемся.
— Ладно, нам меньше хлопот. — В прихожей сержант повысил голос. — Мария Егоровна, если снова будете баловаться, и брат решит отдать вас дяде милиционеру, проситесь ко мне!
Глава 2
Одна дверь захлопнулась, сразу открылась другая.
— Ушли?! — Машка все еще щеголяла в Хадином халате.
Хотела продолжения?
Ах да, у нее одежда на кухне осталась, а я в спальню загнал.
— Меня не узнали! — Хадя едва не бросилась мне на шею.
Позыв чувствовался, но она сдержалась. И немного смутилась. Сестренку удивила ее радость:
— А должны были?
— Кое-кто хотел бы найти ее раньше, чем она сама захочет найтись, — объяснил я.
— Это, случайно, не тот твой дружок, который через кавказское братство наши враждующие дворы помирил?
— Гаруна убили.
— Жаль. — Огонек в глазах Маши погас. — Мне бы такого друга, меня бы все тронуть боялись и за версту обходили.
«Жаль»! Женщине, которая умеет чувствовать, на язык пришло бы «Прости, не знала» или более зрелое «Сочувствую». Дети видят у событий только одну сторону, которая касается лично их. Как бы ни пыжились, как бы ни выглядели, а стоит им открыть рот, и вот вам дитя неразумное. Хотелось научить, рассказать, как поступают взрослые, раз уж Маша взялась в них играть… Не поймет. Вместо этого я спросил:
— Знаешь историю Мидаса? Он превращал в золото все, к чему прикасался, и думал, что станет счастливым. Он умер с голода. Твое желание из той же оперы. Я знал одну девушку, она страдала как раз от того, что все боялись ее тронуть и за версту обходили.
Перед глазами всплыло лицо Мадины. Я печально улыбнулся Хаде — она безмолвно замерла после первого ляпа, теперь из нее клещами слова не вытащить. Заговорит, в лучшем случае, когда тема сменится на максимально нейтральную. И напоминание о Гаруне с Мадиной… Не нужно было.
— Наверное, уродиной была, — фыркнула Маша, — потому и обходили.
Я покачал головой:
— Она была красавица.
— Врешь, так не бывает.
— Обходили по причине, о которой ты мечтаешь.
— Из-за такого брата, как твой друг?
Умница. Когда надо — все понимает. Почему же не понимает в других случаях?
Я завершил речь назиданием:
— Совет на будущее: думай о последствиях — как своих слов, так и, тем более, поступков. Если нечем думать, звони, проконсультирую.
— Дурак. Круглый и набитый.
— Была бы другого пола, я бы сказал: слова не мальчика, но мужа. И добавил бы: это не о тебе.
Маша с трудом продралась к смыслу и надулась. Радует, что поняла, значит не все потеряно.
За окнами светало. Незабываемая выдалась ночка.
— Вряд ли сейчас заснем. Будете чай? — Направившаяся к кухне Хадя оглянулась.
Все правильно, совместное чаепитие — максимально безобидная тема и чудесное умиротворяющее занятие, оно сближает даже ярых врагов, не говоря о близких родственниках.
— Да, — сказал я.
Сестренка хмуро кивнула:
— С радостью, но вряд ли смогу сидеть.
— Прости, Маша.
Я хотел по-братски обнять, но она обиженно отпрянула: настал миг возмещения морального ущерба материальным. Сестренка задумалась, что потребовать у провинившегося братца.