Кротов вышел одетый, в унтах и полушубке. Он поглядел на девчонку, покосился на меня и усмехнулся:
— Познакомьтесь. Борис Антонович Воронин, мой шеф. Тоня.
— Здравствуйте, — смело сказала скуластая.
Я кивнул. Кивнул-таки. А ведь не хотел.
— Мы уходим, — объяснил Кротов. — Борис Антонович пришел, чтобы спасти нас от разврата. (Черные раскосые глаза уставились на меня.) Борис Антонович считает, — рапортовал Кротов с той же кривой усмешкой, — что мы ведем себя предосудительно. Оба. Ты и я. (Глаза девчонки разгорелись, как раздутые угольки.) Борис Антонович прочитал мне мораль за то, что я сижу у тебя. Ну пока!
— Зайдешь сегодня?
— Не знаю. Забегай сама.
— Ты поел?
— Аппетита нет.
— Тебя не выгнали? — Она обращалась только к нему.
— Еще нет.
Черные раскосые глаза воинственно глянули на меня.
— Вы не имеете права его увольнять!
Я встал. Каким старым я себя чувствовал! Усталым и старым.
— Не имею права?
— Да, не имеете.
— И все-таки он будет уволен, если еще раз напьется и прогуляет.
Она залилась гневным румянцем.
— Вы ничего не понимаете! Ничего!
— Возможно. С вами сойдешь с ума. Обалдеешь. Свихнешься. Меняю одного Кротова на десять Суворовых. Надоели вы мне все!
Я с треском захлопнул дверь.
Он догнал меня почти сразу, пристроился сбоку. В горле у него посвистывал еле сдерживаемый смех.
— Борис Антонович!
Я остановился.
— Только посмей мне сказать, что я ничего не понимаю, я не знаю, что сделаю!
— Вы ничего не понимаете!
— А ты пьяница! — вспылил я. — При первой трудности хватаешься за рюмку! Вместо того чтобы писать свою паршивую повесть, шляешься по девчонкам, ищешь у них утешения. О чем вы с ней толковали? О Фолкнере?
— Мы говорили о Кате.
— Врешь ты! — закричал я па всю окрестность.
Кротов согнулся от смеха. Я ему наподдал плечом, он повалился в снег, а я пошел, трясясь, напрямик по снежным колдобинам.
Так и пришел в редакцию, едва живой от злости.
Минут через десять из своего кабинета услышал его голос. Вскоре вошла Миусова, как всегда очень деловая и энергичная.
— Борис Антонович!..
— Ну, что еще? — спросил я грубо.
— Он явился. Принес извинения Ивану Ивановичу.
— Какое событие! Об этом надо сообщить по радио! Вот приказ о выговоре. Вывесьте.
— Хорошо, Борис Антонович. Это не все. Бухарев требует вас и Кротова к себе. Звонила секретарь. Вы уже опоздали на пятнадцать минут.
— Опоздаю еще на пятнадцать. Не умрет Бухарев.
Глаза ее широко раскрылись.
— Не советую, Борис Антонович…
— Слушайте, Юлия Павловна, я не прошу у вас совета!
— Как вам угодно… — пожала плечами Миусова и направилась к двери.
Я остановил ее:
— Скажите, пожалуйста, вы понимаете своих детей?
Юлии Павловне показалось, наверно, что она ослышалась.
— Понимаю ли я своих детей? Безусловно!
— Все их поступки?
— Безусловно, все.
— Ну, вы счастливый человек! Можете идти.
Оскорбленная, в смятении Миусова удалилась.
Я выкурил подряд две сигареты. Раздался звонок. Из приемной Бухарева настойчиво просили явиться.
ПИСЬМО КАТИ«Сережа, милый! Ты бы знал, как я измучилась. Я думаю о тебе, думаю и больше ни о чем не могу думать. Я люблю тебя больше жизни. Знаешь, я даже ловлю себя на мысли, что стала меньше любить папу и маму. Это ужасно, но я ничего не могу с собой поделать. А мои школьные подруги стали мне почти совсем чужими. Я перестала их понимать. Они болтают о нарядах, я слушаю их и думаю: какие пустяки! Они страшно интересуются, как мы живем, ужасаются, что мы забрались в такую глушь, а я думаю: вы ничего не понимаете!
Сереженька, если наша разлука продлится долго, я умру, честное слово! Настоящего разговора дома еще не было, но он будет, и я помню все твои наставления. Мне ужасно не хочется расстраивать маму, и я мучаюсь еще больше.
Я была у тебя дома, и меня встретили замечательно. Как хорошо, когда родители без предрассудков! Твой папа просто молодец. Он был ко мне очень ласков и внимателен и советовал быть с тобой построже. Как будто я и так не строгая! А какая хорошая у тебя мама! Ведь я ее, по существу, не знаю, а она приняла меня как родного человека. И главное, она не считает, что я сбила тебя с толку, задурила тебе голову. Ты должен очень любить своих родителей. Родителей, говорят, не выбирают, а если бы и выбирали, то лучше бы ты все равно не выбрал.
А ты меня еще любишь? Часто меня вспоминаешь? Сколько раз в день? Один или два? Я тебя вспоминаю каждую секунду. Я все больше и больше тебя люблю. Я хочу расцеловать каждую твою клеточку, мой славный, милый, любимый, золотой мой муж! Наконец-то я перестала этого слова стыдиться. Ты мой муж, и если ты вдруг исчезнешь, то сразу исчезну я. Без тебя мне не надо ни ребенка, ни Москвы, ни солнца — ничего!