От этого известия мне стало не по себе, но я ничего не мог изменить и утешился тем, что хоть в поезде мы поедем вместе.
На полпути, неподалеку от запорошенного снегом соснового леса, я услышал позади быстрый топот копыт и скрип полозьев.
— Это они едут, — в сердцах бросил Ошер, осыпая проклятьями Симху Рыжего, который буквально вырывает у него изо рта кусок хлеба.
Я обернулся. В поравнявшихся с нами санях сидела Ехевед, а рядом с ней красивый старик с пышной седой бородой, ее отец. Сани с шумом пронеслись мимо, обдав нас облаком снежной пыли. Вскоре они свернули в лес и скрылись за высокими соснами.
На станцию мы приехали позже.
Когда я вошел в маленький, хорошо натопленный вокзал, там уже не было ни Ехевед, ни ее отца. Вероятно, взяв билет, они куда-то ушли. Я рассчитывал ехать с ней в одном вагоне, но раз так, то я взял билет в бесплацкартный вагон, чтобы потом перейти к ней.
В душном зале, кроме меня, никого не было. Хотелось выйти подышать свежим воздухом, но я опасался, как бы не подумали, будто я ищу Ехевед. Усевшись возле окна, через которое была видна платформа, я решил ждать, пока не подадут состав. С моего наблюдательного пункта будет видно, в какой вагон она сядет.
За окном посыпал снежок, устилая платформу белой, искрящейся пеленой. Вскоре я увидел Ехевед и ее отца. Они о чем-то беседовали, не спеша прогуливаясь под тихо падающим снегом, не приближаясь к вокзалу. Отец, видимо, не хотел, чтобы дочь встретилась со мной.
Я усмехнулся. Гуляйте, гуляйте себе на здоровье. Скоро вы попрощаетесь, Ехевед сядет в вагон, а как только поезд тронется, я сразу же перейду к ней.
Посапывая, к заснеженной платформе подошел поезд, и пассажиры устремились к вагонам. Ехевед в белой шубке и пуховой белой шапочке легко поднялась на ступеньки третьего вагона. Отец с чемоданом в руке последовал за ней. Я сразу же поспешил к своему пятому вагону и остался стоять в тамбуре, дожидаясь, пока вместе с провожающими выйдет и ее отец.
Дежурный по станции ударил в колокол, что висел у двери вокзала. Вскоре прозвучал двойной колокол, а затем и третий — тройной, последний. Раздался хриплый, простуженный гудок локомотива, и, лязгнув буферами, поезд тронулся.
Отец ее не вышел.
Вот этого я никак не ожидал и был вне себя от досады. Нас разделял всего один вагон, но пойти к ней я не мог, там был ее отец. Оставалась одна надежда: может, он выйдет на какой-нибудь ближайшей станции. Я знал, что где-то здесь жили их родственники.
Всякий раз, когда поезд останавливался, я выглядывал из тамбура, страстно желая, чтоб отец Ехевед на этой станции вышел, но он не показывался, и поезд шел дальше.
В Минск мы прибыли ночью. Вокруг было светло от снега, полнолуния и фонарей. Я с тоской смотрел, как из вагона вышла Ехевед, оглянулась, словно ища кого-то, и сразу же поспешила за отцом к ленинградскому поезду, который стоял у второй платформы. Я пошел за ними. Хотелось хоть бы издали видеть ее.
Состав уже был готов к отправлению. Она попрощалась с отцом, поднялась на ступеньки вагона, и поезд тронулся. Кажется, в это мгновение она меня увидела, помахала рукой и исчезла за спиной прыгнувшего на подножку проводника.
Какое-то время я торопливо шел за поездом, потом остановился и повернул назад. Возле вокзала я увидел ее отца. Усталый, как-то сразу постаревший, он, видимо, собирался дожидаться там утреннего поезда, чтобы вернуться в свой заснеженный домик.
К себе в общежитие я шел тихой, окраинной улицей, и именно тогда во мне созрело твердое решение: во что бы то ни стало переехать в Ленинград. Быть с ней хотя бы в одном городе.
К новому учебному году мое горячее желание осуществилось. Не просто было этого добиться. Я готовился днем и ночью. Сдал все экзамены и был зачислен в Ленинградскую консерваторию, на оркестровый факультет по классу виолончели.
Теперь я жил в одном городе с ней и был таким же студентом, как она.
Наше общежитие находилось на Большом проспекте, недалеко от университета. От одной мысли, что Ехевед всего в трех кварталах от меня, сердце радостно замирало. Когда оставалось немного свободного времени, я посещал Эрмитаж, музей Пушкина, Петропавловскую крепость, Смольный. Везде, где бы ни был, я все время озирался по сторонам, надеясь, что встречу ее. Специально проходил мимо университета, однажды даже зашел в актовый зал. Там было полно студентов и студенток, но Ехевед среди них я не видел.